Надо было сидеть и смиренно дожидаться очередного тягомотного «разбора полетов» и постановки очередных «животрепещущих» задач. Надо было. Но Сазонову вдруг дико захотелось домой. Пожевать бы чего-то вкусненького, запить горячущим крепчайшим молотым кофейком да завалиться на диван у телевизора. Хотя бы часок-другой, понежиться в сладкой полудреме, пока вся эта гнусная свистопляска еще не началась. Отдохнуть бы, хоть чуток, в свое удовольствие, перед очередной бессонной ночью: «И пошли они все на! И будь что будет!»
Вскочил как ошпаренный. В момент сгреб бумаги со стола. Сунул кучей в сейф. Накинул пальто и, застегиваясь на ходу, бросился за дверь.
Машину решил не брать: «Пусть маячит на стоянке… Пешочком прогуляюсь… Да рядом».
Неторопливо вышагивал по слабо освещенной улице, усыпанной густыми ворохами жухлой листвы. Шлепал по глубоким грязным лужам, ежась от сводящей зубы ноябрьской холодрыги. Для себя уже решил, что будет участвовать в предстоящем расследовании что называется спустя рукава. Не тот случай, чтобы из кожи вон лезть: «Пускай важняк из края из-за этого ублюдка наизнанку выворачивается… Обкорнал его какой-то там неведомый Робин Гуд, и – поделом ему. Давно уже заслужил, урод толстомясый! Иначе бы, наверно, так и оставался навечно в шоколаде… А как же?! Теперь же – их время!..»
Заходя в супермаркет «5+», на время выбросил из головы неприятные мысли.
Заглядывал сюда при каждом удобном случае. Это доставляло ему немалое удовольствие. Создавалось полное впечатление, что ты не в Зареченске, а в Москве или в Питере. Во Львове. Ну, на худой конец – во Владике, а не в забытой Богом Тьмутаракани. Приятно было побродить в тепле по чистейшим, выдраенным до блеска полам между ровными аккуратными рядами длиннющих полок, заполненных под завязку всякой вкусной всячиной. Неброский, но качественный, почти европейский дизайн. Везде чувствуется рука настоящего умного хозяина. Понятное дело – крупнейшая торговая сеть, накрывшая буквально весь Дальний Восток. Не то что во всех других зареченских магазинах. Наляпают, как обычно, что попало. Законченная вопиющая безвкусица. Провинцией так и прет из каждого угла. Да еще и грязь, пылюга кругом. И продавщицы с вечно недовольной миной на лицах. Вроде одолжение тебе делают за твои же деньги. «Сколько, интересно, еще десятилетий нужно, чтобы выветрился окончательно из провинции этот застоялый замшелый совок?! – кривился от негодования Андрей Степанович. – Уже двадцать лет как рухнул, а до сих пор ничего существенным образом не меняется…»
Набрал почти полную корзинку. И курочку копченую. Вредно, конечно, но очень вкусно! Разве устоишь? Салями. Нарезанную тонкими аппетитными пластинками семгу в вакуумной упаковке. И парочку банок любимых маслин, фаршированных анчоусами, прихватил до кучки. И маленькую плоскую – с паштетом из гусиной печенки, мысленно облизываясь в предвкушении обалденного холостяцкого ужина.
Уже подойдя к кассе, встав в очередь, опять зачем-то достал из корзинки крошечную золотистую баночку паштета. Еще раз, теперь внимательнее, перечитал надпись на этикетке: «Чешское качество – за бабки». Подкинул, повертел в руке, соображая. И почувствовал, как где-то внутри будто щелкнул какой-то переключатель и оттуда начала подниматься тяжеленная волна закипающей лютой злобы: «Вот же сволочи!.. И тут уже со своей фенюгой?!.. Хозяева жизни гребаные!» Сжал, сдавил жестянку в кулаке, едва не сплюснув, и, не глядя, с силой зашвырнул на ближайшую полку с бакалеей. Раздался грохот. На пол посыпались упаковки с вафлями, печеньем. Шмякнулся и лопнул пакет с сахарным песком, разметав во все стороны белые ровные пунктиры, будто лучики от солнца на детском рисунке. Все стоящие в очереди моментально обернулись. Испуганно глянула в его сторону молоденькая кассирша. «Извините… Я сейчас… соберу», – пробормотал сконфуженно и, шагнув к полке, не чинясь, присел на корточки.
АНДРЕЙ
– Слышь, ма, а Манька-то со своим на Рождество на Майорку катит! Круто, да?.. – восторженно встрепенулась Ксения и тут же, переменившись в лице, обиженно скуксилась. – Везет же рыжей?!. Весной в Нормандию ездила, а теперь на Майорку… Вот бы мне!.. Ну чем я хуже ее?.. Скажи? А, мам?
– Никто же не говорит, что ты хуже… Не болтай глупостей, – тут же откликнулась Ольга. – Да и вы же с Колей тоже почти два месяца летом в Хургаде провели?
– Ну разве можно сравнить какую-то стремную Хургаду и Майорку? Ну ты сказала, ма! Это же полный отстой! Почти совок ваш… Ну, может быть, чуть-чуть получше…
– Ничего. Придет время, и вы с ним съездите…
– Да уж, придет!.. Ему же таких денег и за год не сделать… Точно…
– И как в институте? Нравится? – воспользовавшись паузой, робко вклинился в разговор Мостовой, устав от роли бессловесного и безликого статиста.
– Нормально, – коротко бросила Ксения, не отрывая взгляда от раскрытого ноутбука, продолжая чатиться с подружкой. – Вау!.. Слышишь, ма! Иди посмотри, в каком бунгало они жить будут! Иди скорей – Манька сбросила… Круто, да? Вот это я понимаю – мужчина! Не то что некоторые…
Какой-то попсовый хит неожиданно громко грохотнул басами в наступившей тишине. Ксюша тут же подхватила телефон, приложила к уху, небрежно отбросив в сторону мешающий завиток вьющихся, как и у Ольги, светло-каштановых волос. Молча выслушала абонента и, быстро отключившись, вскочила на ноги:
– Все ма… па, я побежала. Ребята приехали. Буду вечером… Подождешь? – вполоборота бросила отцу.
– К сожалению, не получится… – смутился Мостовой. – У меня же самолет в три…
– Ну, ты же еще приедешь?.. Правда? – спросила, не поднимая глаз, явно для проформы. И, не дожидаясь ответа, подхватила сумочку и метнулась к порогу.
– Конечно… – начал было Мостовой и тут же растерянно осекся. Ксении в комнате уже не было.
Не вышло у Мостового после трех лет, проведенных в разлуке, никакого задушевного разговора с повзрослевшей дочерью. Да он на это и не особенно рассчитывал, ведь никаких действительно близких, доверительных отношений между ними никогда и не было. Ксюше едва исполнилось десять лет, когда в одночасье глупо и страшно рухнул совок и началась эта дикая, изматывающая душу гонка на выживание. Она отнимала тогда у Андрея буквально все силы, и он в какой-то момент допустил непоправимую ошибку – практически самоустранился от воспитания ребенка, продолжая тешить себя наивной надеждой, что Ольга, как и всякая другая разумная женщина, все-таки будет по-прежнему поддерживать в глазах дочери его отцовский авторитет. Но все произошло с точностью наоборот. Ольга путем нехитрых, а иногда и просто не совсем чистоплотных ухищрений постепенно низвела этот его и так уже очень зыбкий авторитет до полного нуля. И когда подрастающий ребенок, с легкой маминой подачи, совсем перестал воспринимать его всерьез, когда из его лексикона как-то совершенно незаметно выпало слово «папа», пытаться что-то исправить было уже поздно. Андрей так и остался в полном одиночестве на своей стороне расползающейся пропасти, все больше и больше с каждым годом разделяющей их семью.
Теперь он сидел и с тоской смотрел на свою повзрослевшую дочь, превратившуюся из угловатого подростка в красивую и уже явно знающую себе цену молодую женщину. Смотрел и запоздало сожалел о своей давнишней катастрофической ошибке. И тут же утешал себя мыслью, что это где-то даже хорошо, что Ксюша уже давно привыкла обходиться без его участия и помощи. Ни алименты, ни частые посылки с подарками помощью, естественно, не назовешь. Это скорее похоже на жалкий банальный откуп.
Получалось, что он где-то в глубине души даже доволен тем, что нисколько не похожая на него, со своими полностью сформировавшимися, в точности слизанными у матери, примитивно меркантильными понятиями о жизни, она теперь совершенно не зависит от него, и груз ответственности за нее уже не так сильно давит ему на плечи. Такая гнусная подоплека уважения к себе ему, естественно, не прибавляла, но как бы там ни было, а против правды не попрешь.
– Она живет с мужчиной? – хрипнул Мостовой, нарушив затянувшееся молчание.
– … – Ольга не ответила, только поджала губы, словно он допустил в разговоре какую-то явную бестактность. Но через мгновение, старательно уводя разговор в сторону, спросила: Сертификат-то получил?
– Нет еще, – неохотно ответил Мостовой: В следующем году вроде обещают.
– А твои-то однокурсники давно уже получили. По крайней мере те, кто у нас, в Питере, – произнесла она с явной подначкой, и глаза ее словно укоряли: «А ты все такой же пентюх непутевый!» – Паша Григорьев так и вообще – на четверых! Представляешь? Он даже маму туда вписал каким-то образом. И
