О чем он думал?
Изредка он упрямо мотал головой и скрипел зубами. Видимо, даже перед самим собой Степан не хотел создаться в своей неправоте.
'Отстранили... Без меня хотят обойтись... Следственную комиссию назначили...' Передернув плечами от ночного холода, он встал.
'Без меня... без меня...'.
Низко опустив голову и скрестив руки на груди, он стал ходить меж камней...
Только когда рассвело, побрел он назад по набережной, с силой толкая ногой попадавшиеся камни. Силуэты домов едва проступали из тумана. Десятиэтажное здание офиса Туннель-сити казалось высокой скалой.
Встречавшиеся рабочие узнавали и вежливо приветствовали его. Степан отвечал угрюмым взглядом, не поднимая опущенной головы.
- Мистер Корнейв, хэлло! Наконец-то я нашел вас! Я только что хотел зайти к вам на квартиру, мистер Корнейв, как обычно... Я никак не ожидал, сэр, что вы так рано проснетесь и сами придете на место подрывных работ.
Степан Григорьевич непонимающе посмотрел на говорившего.
Толстый десятник в синем комбинезоне в возбуждении размахивал руками. Блестели перстни на коротких толстых пальцах.
- Еще вчера, без вас, мы наметили место взрыва, но не подрывали. Ведь вы отсутствовали, сэр, и наши работы задержались. Но теперь все будет о'кэй! Старый Том постарается нагнать упущенное и получить премию. Я подготовил заряд покрупнее. Сегодня мы сделаем за один раз то, что обычно делали за три!
Степан Григорьевич нахмурился. Толстяк раздражал его, хотя он сам приказывал производить подрывные работы только в своем присутствии. Для того чтобы удалить скалы с будущей набережной, нужно было провести ряд подрывных работ, и Степан Григорьевич опасался повреждения дренажного слоя, который предохранял подземные сооружения вокзала от подпочвенных вод. Неудачно проведенный взрыв мог повредить слой и открыть дорогу даже водам океана. Раньше Степан Григорьевич приходил на место и сам утверждал величину и размещение зарядов. Как заботливый отец, оберегал он от всякой случайности свое любимое детище - Арктический мост.
- О'кэй, мистер Корнейв! Сегодня мы славно плюнем камнями этим облакам прямо в рожу. Прошу вас, сэр, рабочие ждут заместителя начальника строительства.
- Оставьте меня в покое! Я не заместитель начальника строительства, хрипло проговорил он.
- Как так, сэр? - опешил десятник. - Кто же даст мне указания?
- Убирайтесь к черту! - вдруг закричал Степан Григорьевич, теряя самообладание.
- Слушаюсь, сэр, - попятился десятник, моргая белыми ресницами. Слушаю, сэр... Но если мы задержимся с работами еще и сегодня, мы не получим премиальных.
Степан Григорьевич побагровел.
- Я не служу больше на вашем строительстве, понимаете ли вы это? Мне нет больше никакого дела до ваших премиальных.
И, резко повернувшись, Степан Григорьевич зашагал в сторону.
Отстранили? Ну что ж! Пусть сами теперь заботятся обо всем. Он больше ни за что формально не отвечает, имеет право отойти в сторону. Хватит! Да, да, хватит!
Он помнит все, ничего не забыл. Светлорецк, первый проект Андрея, который он, Степан, отверг, гонения на Андрея, разрыв с ним, потом свое собственное крушение и возвращение к руководящей работе через ставший актуальным Арктический мост, наконец, случай в Нью-Йорке, когда репортеры назвали автором проекта его, Корнева-старшего.
Всей дальнейшей работой он старался доказать, что вопреки прошлому он имеет на это право! Вот, например, на последнем этапе строительства после гибели дока начальником стал Седых. Степан удовлетворился вторым местом только потому, что считал себя ответственным за технику, за идею Арктического моста, носителем, которой по праву мог считать только себя.
А теперь? Ну что ж... Теперь пусть делают все без него...
'Однако где это копошится старый болтун-подрывник? Уже не собирается ли он в самом деле взорвать эту черную скалу? Ведь это же...'.
Степан Григорьевич порывисто обернулся.
Глаза впились в большую черную скалу, около которой возились подрывники. Мысленно он старался представить себе расположение изоляционного слоя.
'Да, конечно, скала непосредственно примыкает к дренажу!'.
Тело Корнева задрожало, как от озноба.
И чем сильнее напрягал он мышцы, тем мучительнее, нестерпимее была эта дрожь.
- Холод... сырость... - прошептал он одними губами, все еще боясь сознаться самому себе.
Раздался пронзительный свисток. Люди побежали от скалы, бикфордов шнур был зажжен.
В Степане Корневе произошла резкая перемена. Со скованным лицом, твердыми шагами направился он прямо на черную скалу, силуэт которой резко вырисовывался на бледном небе.
Увидев приближающегося инженера, десятник закричал: - Сэр, теперь уже поздно! Никому уже не добежать до шнура. Не ходите туда, сэр!
Корнев измерил взглядом расстояние до черной скалы и, видимо, приняв решение, чуть изменил направление, зашагав к подземному вокзалу.
Он даже не вздрогнул, когда в Нескольких десятках метров от него с оглушительным взрывом взметнулся фонтан черного дыма и камней. Камни со свистом пролетели над ним, но он не пригнул головы. Он шел прямо к вестибюлю, расположенному на площади, уровень которой был несколько ниже поверхности моря.
Осколки с грохотом сыпались перед Степаном Григорьевичем, но он не замедлял шага и ле ускорял его. Лицо его окаменело в невероятном напряжении и в первый момент могло показаться спокойным.
- Там, внизу, могут быть люди, - громко сказал он, хотя около чего никого не было.
'Что, если вода в самом деле, проникнув через поврежденную подпорную стенку, затопит привокзальную площадь и все помещения вокзала?.. И не только помещения...'.
Степан Григорьевич вдруг неуклюже побежал, но тотчас сдержался и, нарочито замедляя шаг, подошел к вокзалу.
Сторожа почтительно пропустили его в павильон станции 'Туннель-сити'.
'Скорее к лифтам! Надо опуститься на сто метров. Может быть, вода еще не проникла туда или хоть не повредила электропроводки'.
Лифт камнем падал вниз, но Степану казалось, что он еле движется.
И когда он, наконец, резко остановился, у Степана Григорьевича подогнулись колени.
'Так и есть!'.
Осторожно открыл он дверь. Лифт не опустился до конца. Степан Григорьевич отер платком лоб потом встал на колени и, заглянув вниз, в щель между лифтом и Стенкой шахты, облегченно вздохнул. Осталось всего лишь метра полтора. Пришлось лечь и, протянув руку, достать до затвора внешней двери.
Наконец лвери открылись.
Степан Григорьевич тяжело спрыгнул на пол. Нога немного подвернулась; резанула неожиданная боль, но он не поморщился. Так же твердо ступая на ушибленную ногу, как и на здоровую, пошел он к перрону. Несколько ступенек вниз...
Холод пробежал у него по спине, словно вода лилась ему за ворот, а не струилась по узорному полу. Лоб стал влажным, даже брови стали мокрыми.
Нигде никого не было. В воде, залившей пол, отражались бесчисленные лампочки.
Вокруг - пусто.
Еще несколько ступенек вниз. Здесь вода была уже по щиколотку. Потоки прыгали по ступенькам, как по камням порогов.
Вот и подземный перрон. На ярко освещенной мозаичной платформе он сразу увидел всех.
