безграничная власть.
Вдоволь наговорившись, подруги решили всеми силами противиться насильному замужеству Нуну и ждать возвращения Иаго, которого рано или поздно должны же освободить, чему обе горячо верили. Приняв такое решение и немного успокоившись, они разошлись по домам и взялись за свои повседневные дела.
Тем временем диамбег подъезжал к станции Коби. Его ожидал хозяин гостиницы, в которой он обычно останавливался и где для него была приготовлена отдельная, особо убранная комната. В средней стене был устроен большой камин из тесаного камня, вдоль других двух стен стояли длинные тахты. Отдельный ход вел в нее прямо из ворот, другая дверь выходила во двор, так что можно было входить и выходить в комнату, ни с кем не встретившись. Это место еще и потому было удобно для тайных свиданий, что духан стоял в конце села и по лужайке, куда выходила дверь из комнаты, никогда никто не ходил. Доски с тахт снимались, и под ними были глубокие ямы, служившие хозяину для разных тайных целей.
Чисто прибранная комната, ярко пылавший, несмотря на летнее время, камин и вооруженный до зубов армянин – хозяин духана – все ожидало приезда диамбега. Староста и его есаулы не жалели сил, заготовляя дрова к этому дню.
Один из есаулов обошел всех лавочников, оповещая их о приезде богоподобного диамбега, которого они должны были почтить богатым ужином.
Другой есаул созвал крестьян, приказав каждому доставить по молочному ягненку, и все они ждали диамбега у ворот духана. Обреченные на заклание ягнята высовывались из хурджинов, склоняли головы набок и, закрыв глаза, ждали своей участи. Время от времени какой-нибудь из них жалобно блеял, словно горько тоскуя по своей навсегда оставленной родине.
Диамбег прямо проследовал в приготовленную для него комнату. Здесь ждал его староста.
– Здравствуй! – приветствовал его диамбег.
– Да не лишусь я милости вашей! – низко поклонился тот.
– Это кто такие стоят у ворот?
– Это так, ваша милость, убоину вам доставили.
– А много ли?
– Не меньше пятнадцати будет.
Диамбег самодовольно усмехнулся. Он прошелся по комнате.
– Молодец, молодец… – сказал он, похлопав старосту по плечу. – Не забуду о твоей верности.
– Не достоин я, ваша милость!
– Нет, нет, ты достоин, мой Яков!.. Отчего же не достоин?
– Служим вашей милости, а как же!
– Молодец!.. А скажи-ка мне, не сердит ли тебя кто, не обижает ли?
– Нет, ваша милость! Так, лавочник один малость бесчинствует, но с помощью вашей милости я ему живо голову сверну.
– Лавочник! Какой лавочник? – нахмурился диамбег.
– О сыне Сосики я говорю.
– Хорошо, завтра приведешь его ко мне, и я ему покажу… Иаго здесь проводили? – спросил диамбег.
– Да, ваша милость, казаки его вели. Теперь, верно, до Гудаур дошли…
Разговор на этом оборвался; вошел хозяин постоялого двора, люди внесли вещи диамбега. Тот многозначительно переглянулся с хозяином и кашлянул.
– Что? Придет? – спросил он его.
– А как же? – улыбнулся хозяин.
Вошли торговцы, неся на подносах разные яства: вареных кур, головки сыра, разные вина в кувшинчиках и запечатанных бутылках. Диамбег принял все это, с каждым перекинулся двумя-тремя словами и отпустил лавочников.
С ним остались только хозяин, Гиргола и несколько казаков.
Когда шаги затихли, Гиргола впустил с черного хода трех кистинов, которые преподнесли начальнику награбленные вещи – серебряные ножи, вилки, ложки, чаши и другое.
Почтенный правитель поблагодарил подданных за верность и обещал им свое милостивое покровительство.
Проводили и этих гостей. Тогда снова открылась дверь с черного хода, вошел хозяин духана и следом за ним богато разряженная женщина с опущенным на лицо покрывалом.
Пока диамбег пребывал в таком благоденствии, Иаго, звеня кандалами, шагал под конвоем по дороге в Квешети. Остановились отдохнуть, и Иаго присел у дороги. Несмотря на лето, в горах было довольно прохладно. Но Иаго, разгоряченный ходьбой и тревожными мыслями, не чувствовал холода. Застежки с его одежды были сорваны, и его широкая, могучая грудь бурно подымалась и опускалась.
Обо всем он позабыл – о своих кандалах, о своем несчастьи, одна только мысль владела всем его существом: он думал о Нуну.
Перед его мысленным взором вставал образ прекрасной девушки с колеблющимся, как тополь, станом, с улыбкой на чуть приоткрытых губах, словно готовых заговорить; ее черные, подернутые влагой глаза весело манили к себе. Он чувствовал ее близость, слышал ее дыхание, вот-вот он обнимет ее и прижмет к своей груди.
Удар нагайки вывел его из забытья.
– Заснул, что ли, лентяй! Вставай! – крикнул над его ухом казак.
– Зачем бьешь? Что я тебе сделал? – грустно взглянул на него Иаго.
– Шагай, поменьше разговаривай! – и конвойный снова стегнул его плетью.
– Ох, горе мне! – заскрежетал зубами Иаго. – Где же бог, где правда?
В Квешети конвойные сдали Иаго этапным караульным, а те втолкнули его в тюрьму и заперли за ним дверь.
Здесь ему стало легче, можно было свободно отдаться своим мыслям. Уставший не столько от ходьбы, сколько от волнений и печали, он свалился на пол и закрыл глаза. Сон не шел к нему. Тысячи мыслей роились в голове – одна мрачнее другой. За что так несправедливы к нему, почему он в такой беде? Он не вор, а обвиняют его в воровстве, не грабитель, не разбойник, а винят в разбое. Он только в том виновен, что любит девушку, а его разлучили с ней, избивают, оскорбляют и не позволяют даже оправдываться!
За что? Почему? Кого радуют его мучения? Отчего так происходит? Безотрадные, беспросветные мысли роились в голове, и не было им конца.
На другое утро, когда солнце уже совершило довольно большой путь по небу, диамбег вышел на балкон в сопровождении своего верного старосты.
Люди, ожидавшие его с вечера для подачи жалоб, почтительно сняли шапки и продолжали молча стоять в отдалении. Никто не решался заговорить первым, все ждали, когда господин всего Хеви обратит на них свой милостивый взор и соблаговолит выслушать их просьбы.
А диамбег, самодовольно красуясь, стоял у входа в духан. Он принялся прохаживаться взад и вперед, делая вид, что не замечает никого вокруг. Староста без шапки бегал за ним на цыпочках, чтобы шумом шагов не нарушать течения его мыслей.
– Староста! – окликнул его диамбег.
– Слушаю, ваша милость! – и староста вытянулся в струнку перед диамбегом.
– Ты вчера сказал, что мне преподнесли убоину? – тихо, чтобы другие не слышали, спросил диамбег – Где она?
– Да, ваша милость, молочные ягнята. Я приказал загнать их в хлев, чтобы не замерзли.
– Молочные ягнята? – переспросил диамбег и нахмурился. Он несколько раз прошелся взад и вперед. – А для чего мне ягнята? – он пристально взглянул на старосту.
Староста, рассчитывавший на благодарность за свое старание, растерялся, не сразу нашелся, что ответить.
– Право, не знаю, ваша милость! – смущенно пробормотал он.
– Нет, ты только подумай, шестнадцать ягнят! Ведь не духанщик же я, не могу их зарезать и торговать ими по порциям?… Отвечай мне! – все больше горячился диамбег.
