казакам и ко всем таким ночным приходам. Каждая из них спрашивала себя: «Которую из нас казак возьмет?»
Но, чтобы не подать казаку вида, что они его заметили, они снова забрались в постель и притаились, ожидая, когда Нахид-ханум их позовет. Но никто их не звал.
Вдруг закричала Нахид-ханум, и раздался выстрел. Тут они снова вскочили. Но они так боялись, что не решались выйти, и так простояли в своей комнате все время и стояли даже после того, как ушел Мохаммед-Таги, неся Сиавуша, и выбежал с Эфет на плече Ферох.
Прошло полчаса. Часы на башне мечети Сепехсалара пробили двенадцать. В это время в ворота быстро вошли двое людей, одетых в форму полицейских. Один из них был офицер, другой, как можно было судить по его винтовке и по значку, — постовой ажан.
— Дженабе-наиб, — рапортовал ажан офицеру, когда они вошли, — так около получаса тому назад, я вижу, какая-то личность стучится к ним в ворота. Но так как я издали уже рассмотрел, что это казак, то думаю, если один на один с ним встретиться, так мне, пожалуй, не сдобровать. Тогда я решил: пойду к ближайшему посту да возьму на помощь ажана. Но не прошел я и тысячи шагов, как слышу какая-то женщина кричит «караул». А я себе говорю, что я ведь сейчас вернусь. И нужно же быть такому делу: сколько я ни искал постового, нет его! Думаю, наверное, здесь, на улице, спит, или в дом куда-нибудь зашел поблизости, отдохнуть часок-другой. Тут как раз, господин наиб, изволите идти, и мы, значит, сюда пришли....
— Ну, ладно, — прервал наиб, — надо узнать, что тут случилось.
И оба двинулись к спальне, двери которой были открыты настежь. Но вдруг офицер покачнулся. Он чуть не упал. Нога его наткнулась на чье-то тело.
— О, здесь даже убийство! — сказал офицер.
Но нагнувшись, он увидел женщину, лежащую в обмороке. Нагнулся и ажан и тотчас узнал в ней Нахид-ханум. Они внимательно ощупали ее и, не обнаружив на ее теле никаких признаков насилия, побрызгали ей в лицо водой из хоуза и потерли ей виски и плечи. Нахид-ханум открыла глаза.
— Где я? Что случилось? Куда он ушел?
Взгляд ее заметил наконец офицера.
— Забрали вы его? Нет?
Офицер ответил:
— Мы пока еще никого не забрали, но, конечно, преступник от нас не уйдет. А пока вставай. Пойдем, расскажешь нам, что произошло...
Глава четырнадцатая
УТРОМ
Было семь часов утра, когда Ферох проснулся. У изголовья его сидела старушка-няня и весело улыбалась. Увидев, что он уже не спит, няня сказала:
— Поздравляю, сыночек, у тебя вкус ничего, хороший.
Рассмеявшись над ее простотой, внушившей ей, что Эфет возлюбленная Фероха или просто его милая, Ферох спросил, как себя чувствует Эфет.
— Да, ничего, вчера спокойненько заснула, а сейчас уже проснулась, только еще с постели не встала.
Через несколько минут Ферох, попросив разрешения войти, сидел возле Эфет и говорил:
— Уважаемая ханум! Я по вашему лицу вижу, что вы не из тех, кто сознательно предается разврату, что вы не по своей воле попали в этот дом, а вас, наверное, обманом завлекла туда какая-нибудь женщина, или толкнуло на этот путь поведение мужа; что у вас, может быть, есть отец и мать и что вы хотите вернуться домой. Расскажите мне, если можно, обо всем, что с вами случилось. Если вам неудобно называть ваших родителей — не называйте. А когда заживет рана, поезжайте к ним и можете ничего о них не сообщать.
Прошло уже много месяцев, как бедная Эфет слышала только грубости и ругательства и не встречала ничего, кроме жестокости. И ласковые слова Фероха и его чарующий голос поразили и покорили ее.
Как, в сущности, могла она верить Фероху, таким странным образом спасшему ее из этого дома? Ведь столько раз уже она ошибалась! И на этот раз у нее были сомнения: «А что, если и этот тоже, вроде Нахид- ханум, взяв меня из одного места и перенеся в другое, в конце концов, даст мне только новых мужчин, с которыми я должна буду спать?».
Но когда она увидела, что ей никто ничем не угрожает, когда она поняла, что в этом доме нет даже запаха позора и разврата, когда увидела возле своей постели милое лицо старушки-няньки, которая тихонько ее будила, когда, наконец, услышала голос Фероха, действовавший на нее с какой-то магической силой, — она почувствовала невыразимое облегчение.
— Мне тоже кажется, — сказала она Фероху, — что вы не из тех людей, с какими мне приходилось иметь дело все это время. Повесть моя длинная, но, если вы хотите и у вас есть время слушать, я расскажу вам о себе.
И Эфет рассказала Фероху всю свою историю.
Читатели не забыли этой печальной повести и потому поймут, что делалось с Ферохом.. когда он слушал рассказ Эфет. Рассказ этот поверг его в такое волнение, что он едва мог слушать. Он ежеминутно вскакивал и уже направлялся к двери, готовый лететь и немедленно расправиться с этими отвратительными негодяями. Но, удерживаясь, он говорил себе: «Нет, нет, надо выслушать до конца, узнать, что было дальше».
Целый час говорила Эфет. И перед Ферохом до конца раскрывалась бездна ужаса и гибели, в которую толкнули несчастную девушку человеческая низость, алчность и сластолюбие.
Скорбь, обида и глубокое негодование овладели Ферохом. Возмущенный мозг его готов был вызвать на борьбу весь мир. Он то обрушивался в мыслях на человечество и землю, которая может носить подобные существа и на которой все, кто силен, невозбранно душат слабых, где во имя похоти забывается все и где честь, счастье и сама жизнь одних являются игрушкой для других, — то обращался с проклятиями к небу.
Но что могло дать все это бедной Эфет?
Ферох сказал:
— Ханум! Услышав от вас подробности этого позорного дела, которое могло случиться только благодаря вашему неведению и подлости вашего мужа и тех, с кем вам до сих пор приходилось сталкиваться, я решил всеми силами добиться восстановления справедливости. Все эти люди получат такое возмездие, какого вы пожелаете. Но сейчас вам нужно как можно скорее вернуться в отцовский дом. Оставаться здесь, хотя ни меня, ни моего отца вы не стесняете — вам неудобно. Это может подать повод к разговорам.
— Но вы же знаете, — ответила Эфет, — что мои отец и мать писали мужу? Они от меня отказались. Как заставить их забыть все это? Как я могу вернуться домой?
— Ну, кто знает, — сказал Ферох, — что это было за письмо? Не поддельное ли оно? Может быть, оно появилось только для того, чтобы поставить вас в такое положение. Во всяком случае, я сам отправлюсь к вашему отцу, расскажу ему все подробности и, конечно, добьюсь, что все это будет предано забвению.
Эфет согласилась.
— К сожалению, — сказал Ферох, — сегодня у меня много своих личных дел и мне не удастся этим заняться, но завтра, еще до обеда, ваши родные будут уже обо всем осведомлены!
Услышав слово «завтра», Эфет почувствовала, как в ней просыпается сомнение: в доме Арус-Мажур тоже все говорили «завтра!»
Но Ферох прибавил:
— Завтра — это уже самое позднее, но, может быть, мы их еще и сегодня увидим.
Эфет осталась одна. Даже теперь минутами она еще задумывалась. Она боялась: вдруг отворится дверь, кто-нибудь войдет и... Но прошел час и никто не вошел. Вдруг она увидела, что по двору
