Музыканты закончили играть вальс, но Николя и Настенька замерли, не двигаясь, и смотря зачарованно друг на друга. Так прошла минута, наконец, музыканты решили заиграть новый вальс Штрауса, а Николя с Настенькой, сияя, пустились с неописуемым удовольствием вальсировать.
… Потом Николя видел во сне конную прогулку с Настенькой. Она очень любила скакать в лесу на коне, а он всегда сопровождал ее на прогулке. Николя вообще больше нравилась охота, а конные прогулки он не очень любил. Но Настенька наотрез отказывалась идти вместе с мужем на охоту, говоря, что нечего убивать живых тварей, что это только барское баловство и ничего более. Николя вспоминал, как он принес с охоты несколько убитых селезней, показал их с гордым видом Настеньке, а она резко отстранилась от него, нахмурилась, ничего не говоря. Николя тогда вздохнул, приказать слугам отнести селезней на кухню и больше никогда не звал Настеньку на охоту, никогда больше не показывал ей охотничьих трофеев.
Так счастливо они прожили год, после чего наступил кошмарный и кровавый 1917 год, который испугал не только Николя и графа Воронцова, но и весь высший свет. Граф Воронцов, узнав об октябрьском перевороте, сказал печально сыну наедине, чтобы его слов не услышала Настенька:
– Mon dieu, finisse…
– Почему, papa?
– А потому, сынок… Прежней России не будет! Сейчас голоштанники, батраки и воры пришли к власти! Они в Петербурге и Москве.
Николя вспыхнул:
– Надо бороться!
Услышав ответ Николя, граф Воронцов вздохнул, по-отечески погладил сына по голове, грустно говоря:
– Сила быдла в его большинстве, Николя.
– Но у нас есть армия, знания, деньги…
– Тем не менее, Николя, entre nous soit dit, это конец… Конец той былой великой России!
– Надо бороться! – упорствовал Николя.
– Вот ты молод, Николя, ты и борись, ежели сможешь!
– Смогу! – порывисто ответил Николя, сверкнув глазами.
– Борись, скоро они появятся в наших краях… А я уж стар…
Теперь Николя, будучи в плену, оценил пророческие слова отца, и он повторил во сне его слова: «сила быдла в его большинстве».
Тимофей проснулся, услышал слова Николя:
– Ваше благородие, проснулись?
Николя приоткрыл глаза, зевнул и ответил фельдфебелю:
– Только что… Видел во сне своего отца.
Тимофей вздохнул, говоря с тоской:
– Да-а, ваше благородие, теперь мы лишь вспоминать можем старые времена. Ностальгировать!
– Одной ностальгией России не поможешь, – парировал Николя, грустнея.
– Что ж, вы правы-с, как всегда, ваше благородие.
– Одна ностальгия делу не поможет!
– Господь нам поможет! – бодрился Тимофей, пытаясь улыбнуться, и казаться веселей, но удалось это ему весьма плохо. – А помните вы поручика Михайлова?
– Да, он меня спас в последнем бою.
Тимофей кивнул:
– Точно, ваше благородие. Ведь его убили! А что стало с полковником?
Николя неопределенно пожал плечами:
– Сие лишь господь ведает, что стало с полковником… Он куда-то исчез, когда я стоял вместе с тобой рядом, помнишь?
– Ну, ваше благородие, как того мне не помнить? Жалко их.
– Увы! И нас скоро убьют. Но выбраться отсюда надо.
Тимофей удивился:
– Слушайте, ваше благородие, как мы можем выбраться? Что мы можем сделать в плену? Даже руки у нас связаны.
– А я как раз их пытаюсь развязать.
С этими словами Николя стал вертеться, желая очутиться рядом с гвоздем, торчащим возле каменной стены.
– Что вы делаете, ваше благородие?
– Видишь гвоздь у стены? – Николя кивком головы показал Тимофею гвоздь, привлекший его внимание.
– Ну-с…
– Вот этот гвоздь может спасти нас.
Николя, пыхтя и ворочаясь на сене, смог приблизиться к гвоздю, после чего протянул связанные руки к нему. Прошло минуты три и Николя смог развязать веревочный узел, освободиться от веревок.
Тимофей засиял от радости:
– Ваше благородие! Вы молодец!
– Потише ты говори, а то не ровен час, нагрянут красные.
Николя развязал руки фельдфебелю, оба радостно вздохнули.
– Теперь что делать? – спросил Тимофей.
– А теперь… – Николя встал, прошелся по сараю, повертел руками, подошел к окну. – Пока ты давай поверти руками, столько времени они были без движения.
– Повертеть поверчу, но что…
– Помолчи! – приказал Николя, видя подходящего к сараю красноармейца.
Тимофей замолчал, а Николя замер, наблюдая за красноармейцем. У Николя созрел план побега. Наклонившись к фельдфебелю, он шепотом рассказал свой план.
– Не выйдет, – прошептал Тимофей.
Николя рассерженно погрозил Тимофею кулаком, после чего подошел к двери, лег на спину и очень громко заорал:
– Эй, красные! Ведите меня к комиссару! Признаться хочу!
А Тимофей тем временем встал рядом с дверью.
Через минуту дверь распахнулась и в сарай вошел красноармеец с винтовкой.
Посмотрев на лежащего Николя, красноармеец грубо спросил его:
– Ну, ты, буржуй, чего орешь?
– Признание хочу сделать комиссару.
– Ах, забоялся, значит? – Красноармеец засмеялся, наклонился к Николя.
Тимофей сделал шаг в сторону красноармейца, соединил оба кулака вместе и нанес ими удар по задней стороне шее красноармейца. Красноармеец упал без единого выкрика, бросив винтовку на сено. Тимофей вытащил штык из винтовки и нанес им удар в шею красноармейцу.
Николя сразу взял винтовку в руки.
– Штык оставь себе, – приказал он Тимофею.
– Зачем мне штык, когда у этого красноармейца еще и пистолет имеется? Вот в кармане.
Вооружившись, они стали глядеть в окно, чтобы узнать, где находятся красноармейцы.
– Ваше благородие, их рядом не видно, – тихо произнес Тимофей, – думаю, они поодаль стоят… Убьют они нас!
– Так и так все равно убьют, – ответил Николя. – Смерть хороша в бою!
Убедившись, что вблизи сарая красноармейцев нет, Николя подошел к двери и слегка приоткрыл ее. Подождав минуту, Николя раскрыл пошире дверь, просовывая голову в щель.
– Ну, что там, ваше благородие? – нетерпеливо спросил Тимофей.
– Никого не видно.
– Тогда удираем отсюда.
Николя с Тимофеем вышли из сарая, пригнувшись.
