– Ладно! Хватит вам! – рассердился Владимир Николаевич, после чего снова повторил свои слова: – Если, как и вы, буду громко говорить, что я думаю, то меня тоже здесь лечить будут!
– Вернее, мучить, а не лечить, – грустно поправил профессора Андрей, весьма удивляясь откровенному разговору.
– Батенька, здесь мы лечим, а не калечим! – улыбнулся на миг Владимир Николаевич, после чего принял строгое официальное выражение лица. – Постарайтесь хоть раз в жизни понять, что нужно иногда помалкивать…
– Не хочу молчать! Помалкивал раньше в советские времена! – возразил с жаром Андрей.
– И сейчас вам придется помалкивать! – заявил Владимир Николаевич. – Думаете, мне приятно тоже молчать? Думаете, приятно мне слушать программу «Время», читать газету «Правда», где собственно настоящей правды и не сыскать? А дома вечером я слушаю по радио «Голос Америки», «Свободу».
Андрей покачал головой, осуждающе говоря:
– Двоедушие!
– Что-о?
– Двоедушие, – повторил Андрей. – Одно говорите на работе, другое – дома в кругу семьи…
– Вы, Андрей, головой перестаньте качать, не ровен час, упадет она с плеч! Слушайте и исполняйте! Помалкивайте, будьте, как все! Хочешь хорошо жить, надо иногда кланяться… Надо кому-то угождать…
– И целовать кому-то вельможные ботинки? – предположил Андрей, усмехаясь.
Владимир Николаевич быстро ответил:
– А вот здесь, господин, вы не правы! Никому, честное слово, никому я не целовал ботинки!
– Ну, я образно выразился…
– Ладно, хватит! – решительно сказал Владимир Николаевич, поднимаясь и пристально глядя на Андрея. – Мне вас искренне жаль, как и ваших друзей! Говорю вам это только наедине, когда нас никто не слышит. Говорю вам искренне, что отсюда вам не выбраться! Так что будьте благоразумны и ведите себя, как все!
– Как все?
– Да, как все! – повторил Владимир Николаевич, ударяя кулаком по столу.
– Помалкивал я многие годы советской власти, а сейчас больше не буду! Не те времена! – возразил Андрей.
– Нет, ошибаетесь, батенька! Именно те самые времена!
– Да какой я вам батенька? Заладили одно и то же! – рассердился Андрей.
– Хорошо, больше так звать вас не буду, – согласился Владимир Николаевич, – итак, что получается? Что вы явились со своими друзьями из будущего, попали опять в то прошлое и нелюбимое вами время, в котором мучились, которое хотели изменить, а теперь не знаете, как отсюда выбраться! Но выбраться вам отсюда не удастся!
Андрей слушал и удивлялся переменам в поведении профессора, как тот говорил более свободно, не обдумывая каждое слово, более мягко, чем прежде, как понимал Андрей, профессор излагал ему свои мысли. И строгое ранее лицо профессора, как показалось Андрею, стало намного добрее и благожелательнее…
Андрей минуту помолчал, раздумывая, потом с интересом спросил:
– Это почему же?
– А по той причине, что порядки здесь почти тюремные, – произнес Владимир Николаевич, – остается лишь терпеть…
– «Выбирайтесь своей колеей!» – вспомнил слова из песни Владимира Высоцкого Андрей.
– Чудненько! И Высоцкого цитируете! – улыбнулся Владимир Николаевич. – Да, у каждого индивидуума своя колея, не всегда она совпадает с другими… Трудно выбраться из колеи! Знаете, что такое лабиринт?
– Да.
– Вот вы и ваши друзья попали в лабиринт, из которого не выбраться, – рассуждал Владимир Николаевич, – поэтому мой вам добрый совет: сидите тихо, не говорите крамольных фраз, ничего такого, что вызвало бы гнев КГБ.
– А! КГБ! – уныло произнес Андрей. – А вы работник этого КГБ?
Возникла долгая пауза, во время которой Андрей не отрывал взгляда от профессора, а тот как-то изменился в лице, заерзал на стуле, но ничего не ответил. Андрей ждал ответа, но профессор молчал.
– Не хотите мне признаться? – решил спросить после паузы Андрей.
– Черт, при чем тут органы? Здесь больница и я…
– И вы здесь работаете, – продолжил за профессора Андрей, насмешливо поглядывая на него. – Но вы не ответили на мой вопрос…
– Какой вопрос? – словно не понимая, о чем идет речь, спросил Владимир Николаевич.
Владимир Николаевич помрачнел.
– Вы тайный работник органов?
– Что вы себе поз…
– Вы тайный работник органов, стукач? – повторил свой вопрос Андрей.
– Ладно, да! Да! Да! Да! – нервно выкрикнул Владимир Николаевич, снова вытаскивая папиросу и закуривая. – Ну, что из этого? Моя работа лично вам не мешает! И никак вам не поможет моя работа в КГБ!
– Вы – тайный осведомитель? – продолжал допытываться Андрей.
– Допустим, что так, и что? Я хотел поговорить с вами спокойно, без свидетелей, чтобы поняли меня!
– Вы – стукач?
– Что это вам даст? Освобождение отсюда?
– Значит, стукач! – обрадованно произнес Андрей. – Об этом я догадывался!
– Да! Да! Стукач! – нервно выкрикнул Владимир Николаевич. – И что дальше? Знание этого факта из моей биографии поможет вам и друзьям выбраться отсюда?
– Нет…
– Вот и чудненько! Вы о себе подумайте!.. Я советую вам вести себя потише, не говорить многие крамольные фразы, чтобы жилось вам здесь спокойно… А моя негласная работа в КГБ вам не мешает… – Здесь профессор остановился, тяжело вздохнул и неожиданно признался к удивлению Андрея: – Да, стучу… Пишу доносы…
Меня заставили… Вынудили…
– Вынудили?
– Да! Вынудили! – вскричал Владимир Николаевич. – Мне сказали: «Хотите получать иностранные медицинские журналы? Хотите участвовать в разных иностранных конференциях и симпозиумах? Хотите работать в большой клинике? Издавать быстро и без проблем свои книги?» Конечно, я желал того. «Тогда помогите нам», – предложили мне и протянули напечатанное на машинке заявление, под которым я должен быть подписаться. То было мое заявление о желании сотрудничать с органами и быть внештатным сотрудником КГБ.
Андрей воскликнул:
– И вы не боитесь мне говорить об этом?
Владимир Николаевич пристально поглядел на Андрея и строго спросил:
– А чего мне боятся? Вас? Больного, находящегося в психушке?
– Но…
– Да кто вам поверит? – нервно спросил Владимир Николаевич. – Я могу, если хотите знать, говорить вам что угодно! И потом поверят только мне, профессору Сечниковскому, а не вам, психу!
– Сказано цинично, но верно, – откликнулся Андрей.
Владимир Николаевич развел руками, говоря без выражения:
– Что ж, се ля ви… Цинизм весь мир поразил…
Лицо профессора вновь стало мягче, утратило строгое выражение. Он снова закурил, помолчал минуту, задумавшись, потом продолжил: – Итак, мой добрый совет вам, господин из будущего: сидеть тихо,