использование сил и средств для охраны стратегически важных железнодорожных мостов: 1) Наблюдение за подозрительными личностями во время проведения ими рекогносцировки и подготовки запланированной диверсии…» Он пишет эти строчки и улыбается. «Вот он, горький хлеб моей старости», — думает он. Круг замкнулся. Вспоминаются первые дни занятий, когда он готовился к оперативной работе. И ему пришлось начинать с охраны объектов. Это был старый, полуразрушенный сахарный завод, с которого банда воров по ночам похищала все, что удавалось изготовить днем. «2) Помощь доверенных лиц из числа местного населения…» — придумывает on заголовок следующего раздела.
В этот момент оживает селектор: охранник докладывает, что Вернера просят выйти в комнату для приема посетителей. Там навстречу ему поднимается невысокий молодой человек, по быстрым гибким движениям которого видно, что он провел в тренировках на татами немало часов. Молодой человек победоносно размахивает бумагой:
— Буквально пара вопросов, товарищ полковник, в связи с порученным мне расследованием. Разрешение в письменном виде на получение информации от вас имеется. Вот, пожалуйста. Моя фамилия Холле.
Вернеру с трудом удается удержать не в меру экспансивного посетителя по ту сторону стола, перегораживающего комнату.
— Да не машите вы вашей дурацкой бумажкой! — раздраженно бросает он. — Вас, молодых, нужно обучать не столько тактике, сколько такту, чтобы вы умели вести себя не только на татами. — Вернер полагает, что перед ним один из выпускников, измученный страхом перед экзаменом и желающий узнать, не поступил ли новый справочный материал, который мог бы ему пригодиться. — Выкладывайте, что там у вас, если у вас действительно есть дело. Чего вам не хватило для подготовки?
Молодой человек лезет во внутренний карман пиджака и достает почтовый конверт. На какое-то мгновение приоткрывается узенький ремешок кобуры пистолета.
— Секундочку… — удивляется Вернер. — Вы — оперативный работник?
У молодого коллеги между бровями появляется складка обиды, напоминающая складку на морде таксы.
— А вы что думали?
— Извините, но я привык иметь дело главным образом с теми, кто проходит обучение. Дайте-ка я все-таки взгляну на вашу бумажку. — Прочитав ее, Вернер улыбается: — Разве недостаточно было бы телефонного звонка? Дело «Мертвый глаз», которое вам нужно, давно закончено и сегодня совершенно не актуально! Все данные по нему есть в компьютере, и я мог бы просто транслировать вам то, что вас интересует. К чему лишние хлопоты?
— Это мне известно. И конечно же, я слушал записи, имеющиеся в центральном хранилище. — Лицо молодого человека, как и его жилистое тело, все время находится в движении, ноздри подрагивают от нетерпения. — Я знал, что получу информацию. Возможно, даже такую, которая мне и не понадобится. Но мне хотелось видеть ваше лицо в тот момент, когда я покажу вам актуальный материал.
— И что же это такое?
Холле открывает конверт и вопросительно смотрит на старшего коллегу. С тихим клацаньем из конверта на стол падает маленький, круглый, черный, линзообразный кружочек.
— Откуда это у вас? — вырывается у Вернера,
— Вы знакомы с последним делом?
— Мой юный друг, скоро я достигну возраста Моисея, но это еще не означает, что я и есть Моисей.
— Разумеется. Весьма вероятно, что предмет имеет отношение к преступлению, совершенному на транзитной автостраде Берлин — Пренцлау. Мой первый вопрос к вам; что это за предмет? Как вы полагаете?
Вернер медлит с ответом. Молниеносно выстраивается цепочка удивительных мыслей. Вернера охватывает волнение, подобное тому, которое испытывает охотник, укладывая патроны в патронташ. Ему стоит усилий взять себя в руки, не заразиться лихорадочным состоянием молодого человека.
— Это фишка го, — отвечает он, — а точнее, фишка, используемая для этой игры.
— Я так и знал! — сияет Холле. — От вас мне нужно было только подтверждение.
Вернер осторожно берет фишку в руку:
— А что это за пузыри и царапины на лаке?
— По всей вероятности, следы огня, — отвечает Холле. — На предполагаемом месте преступления горел костер. Очевидно, между костром и преступлением — убийством, которое мы подозреваем, существует взаимосвязь. Сначала этому предмету не придали значения, поскольку ничто не указывает на то, что он принадлежал жертве, преступнику пли свидетелю преступления. Его посчитали предметом, случайно оказавшимся на месте преступления. Но так как нельзя исключать, что он имеет отношение к событиям, произошедшим на месте преступления, технические эксперты уголовной полиции приобщили его к делу.
Удивительно, как быстро этот нервный молодой человек переходит на бесстрастно-сдержанный служебный тон.
— В документах она так и значится, как фишка для го? — спрашивает Вернер.
— Нет, она никак не классифицирована. Просто указаны форма, цвет и материал. Мне это обстоятельство не давало покоя с тех пор, как дело оказалось на моем столе. Не правда ли, сначала нужно было ответить на вопрос, что же это такое, а потом уж задавать остальные — например, как и почему этот предмет оказался вблизи места предполагаемого преступления.
— И как же вам удалось найти правильный ответ? — Вернер чувствует, как растет его симпатия к невысокому молодому человеку, он даже испытывает нечто вроде уважения к нему.
— Вы еще спрашиваете, товарищ Вернер! Ваша операция, естественно в обезличенной форме и с измененными деталями, входила в число обязательных учебных материалов. Было там и описание фишек для игры в го, причем почти в тех же формулировках, что и в нынешнем протоколе осмотра места происшествия. Поэтому я и пришел сюда. Мой второй вопрос к вам: не считаете ли вы на основании своего опыта, что ваша тогдашняя операция и нынешнее дело как-то взаимосвязаны?
— Все возможно, — невозмутимо отвечает Вернер, — но ничего нельзя сказать с уверенностью. Не забывайте, что с тех пор прошло много времени. Если вам, кроме этой фишки, не удалось обнаружить ничего, что указывало бы на ту давнюю историю, то все ваши предположения остаются лишь игрой воображения.
Он говорит, а в его голове вновь проносится рой мыслей. «Действительно, в этом есть что-то идиотское, — думает он. — Не позднее чем вчера меня приглашал на партию го не кто иной, как человек, бывший когда-то Мертвым Глазом, а уже сегодня этот незнакомый парень выкладывает на стол фишку для го и привязывается ко мне со своими вопросами только потому, что ему пришла на память история, приключившаяся с Мертвым Глазом. Кто же это пытается меня дурачить? Не хотят ли меня на старости лет выставить на посмешище?»
— Товарищ Вернер, — говорит Холле, наклоняясь к нему совсем близко, — место происшествия, которым нам придется заняться, находится недалеко от редко используемой автостоянки. Вокруг лес да болото.
— Болото?
— Заповедник. Откуда же, позвольте спросить вас, могла взяться там фишка для игры в го? Я запрашивал шахматный клуб нашего окружного центра. Даже там о го почти ничего не знают. В ГДР в эту игру играет не более сотни человек. Вы правы, утверждая, что все возможно. Следовательно, вполне возможно, что двое людей договорились встретиться в глухом болотистом уголке, чтобы сыграть партию в го…
Вернер вновь не может сдержать улыбки:
— Хорошо, будем исходить из того, что фишку для го на место происшествия принес кто-то имеющий отношение к предполагаемому преступлению. Ну и что из этого? Вам нужно найти игрока в го. И вы идете к человеку, который в эту игру играл давным-давно?
— Автостоянка находится на транзитной автостраде, связывающей Западный Берлин с паромной переправой в Швецию.
— Го игра японская, а не шведская.
