— Да, конечно, об этом я тоже узнал. Но, во-первых, не исключено, что и японцы пользуются паромной переправой в Швецию, а во-вторых, я сделал ударение на словах «Западный Берлин». Поймите же! Ведь и та операция разворачивалась в Западном Берлине. Вашему сотруднику пришлось выучиться играть в го, потому что в Западном Берлине ему надо было играть в эту игру. Я еще раз заглянул в учебный материал. Его кличка Мертвый Глаз заимствована из терминологии го. Мой третий вопрос к вам: что означает термин «мертвый глаз»?
«Нет, он от меня не отцепится, прямо клещ какой-то», — думает Вернер, в то же время мысленно сознаваясь, что ему вовсе не хочется, чтобы от него отцепились. По правде говоря, он отбивается от настойчивых вопросов молодого коллеги лишь для того, чтобы самому узнать побольше о его деле.
— «Мертвый глаз» — это совсем просто, — объясняет он. — Просто в той части, что касается игры в го. Позиция на доске может стать неуязвимой, если есть настоящие, я бы сказал, «зрячие глаза».
— А в каком случае говорят о «мертвых глазах»?
— «Глаза» — это защищенные незанятые точки в глубине позиции. Если их защита не обеспечена, то говорят о «фальшивых глазах», которые можно закрыть. А если «глаз» закрыт, то есть мертв, то и позиция уязвима. Понятно?
— Нет. Эта игра для меня тайна за семью печатями. Но даже если бы я в ней разбирался, все равно хотелось бы узнать, почему дело именуется «Мертвый глаз». Ведь должен же за этим скрываться какой-то смысл.
Вернер улыбается:
— Если вы, как утверждаете, внимательно изучили эту операцию, то должны помнить: первым местом, куда был приглашен для встречи наш человек, было кафе, где играли в го. С этого времени прямо-таки с какой-то идиотской последовательностью через всю операцию проходит го — вплоть до того момента, когда янки дал нашему человеку кличку Глаз. Смысл этого мне понятен: имеется в виду «глаз», который был бы у нас соглядатаем. Пока «глаз» был жив, позиция противника на нашей территории была защищена. Я тоже решил поиграть в эти детские игры и несколько видоизменил псевдоним нашего человека. «Янки верит в свой Глаз и пусть его верит, — думал я, — но для меня этот «глаз» был и навсегда останется «мертвым глазом».
Теперь уже начинает улыбаться Холле:
— Не было ли в этом определенной доли мазохизма, если учесть, что речь шла о нашем человеке?
— Да как сказать… О своей кличке он узнал уже после того, как все осталось позади. Но мне еще не ясно, какое отношение имеет все это к вашему теперешнему делу.
Холле достает записную книжку, бессистемно листает ее, не находя того, что ищет. Но это ему и не нужно.
— Трассологи сняли отпечатки со следов покрышек, — говорит он. — Точно установлено, что это покрышки заграничного производства. Иными словами, недалеко от места, где была найдена фишка, стояла или проезжала автомашина заграничной марки. Там же лежал обгоревший труп жертвы преступления.
Со строгим выражением лица Вернер посматривает на часы:
— Вы кто — гадалка или криминалист?
— Я вас не понимаю.
— Тем хуже для вас. В ваших рассуждениях как минимум две натяжки. Во-первых: почему вы считаете, что если покрышки заграничные, то и машина заграничная?
Холле упирается взглядом в стол и молчит, а затем смиренно произносит:
— Вы правы, да и эксперт-трассолог из уголовной полиции предупреждал меня об этом.
— А во-вторых, даже если это была иностранная машина, что в этом необычного? Теперь на них повсеместно разъезжают почтенные граждане ГДР. Хорошо было бы получить убедительное доказательство иностранной принадлежности машины. Оно у вас имеется?
— Нет.
Вернер опять смотрит на часы:
— Если у вас есть еще вопросы, задавайте их прямо сейчас. В моем возрасте человек не может разбрасываться временем.
Впервые за все то время, что они сидят друг против друга за столом, глядя на маленький неприметный кружочек посередине, Холле расслабляется и откидывается на спинку стула:
— Мой четвертый вопрос к вам: что бы вы предприняли на моем месте?
Теперь уже Вернер наклоняется близко к собеседнику и своим вибрирующим басом тихо произносит:
— Я бы задал себе вопрос: а где вторая фишка?
— Не понимаю.
— Если вы хотите, чтобы хоть что-то из ваших фантастических гипотез подтвердилось, то вам нужна вторая фишка, а именно белая.
— Но у меня есть только эта.
— Тогда, дружище, не рассиживайтесь здесь, а ищите другую. Без нее ничего не выйдет.
Они договариваются встретиться на следующий день .— в субботу.
10
Маленький листок из записной книжки, который мне сунул на вечере у тети Каролины господин Вагнер, я взял с собой. Заблудиться было невозможно. Указанное в записке кафе находилось на тихой, затененной вязами улице, казалось бы, вдали от городской суеты. Но вот я ступил ногой на вентиляционную решетку метро и почувствовал, как подо мной с грохотом несся подземный поезд. С оштукатуренных фасадов отовсюду на меня смотрели сказочные животные с человеческими лицами. Хромой мужчина прогуливал от дерева к дереву свою собаку так называемой афганской породы. Спиной я почувствовал, как оба они остановились и долго смотрели мне вслед — и человек, и собака. Перед кафе располагался садик со столиками, ни один из которых в эти предвечерние часы еще не был занят.
Вагнер сидел в нише рядом с буфетом и листал газету. Он заказал для меня рюмку коньяку и кусок пирога по-английски — с изюмом. Оп вел себя так, будто мы старые друзья и вот уже много лет имеем обыкновение встречаться здесь. Оп молча протянул мне газету с аршинным заголовком над одной из статей — сообщением о самолете U-2, сбитом над Свердловском. Я уже слышал его по радио. В связи с гибелью американского самолета-шпиона газета пускалась в рассуждения о том, поставит ли этот провал американской шпионской акции под угрозу предстоящую встречу на высшем уровне в Париже, призванную хотя бы немного успокоить наш взбудораженный мир. Я отложил газету в сторону и молчал так же, как и Вагнер. Пирог я с аппетитом съел, а к коньяку даже не притронулся.
Когда официантка зашла за буфет, Вагнер шепнул мне:
— Как я обещал, вас ждут. Останетесь довольны. — При этом оп указал на дверь, которая, по всей вероятности, вела в задние комнаты.
Я вытащил из кармана двадцать марок — ту самую двадцатку, которую в тот вечер у тети Каролины всучил мне Вагнер вместе с адресом кафе, — и сделал знак официантке, что хочу расплатиться. Это привело господина Вагнера в сильное волнение.
— Что вы, что вы! — воскликнул он. — Оставьте, это уж моя забота. Идите, идите, вас ждут!
Он сунул мне под мышку газету. Это была последняя услуга, которую оказал мне этот человек. Больше я его никогда не видел.
За дверью был узкий коридор. Под стенным светильником, напоминавшим по форме факел, висело объявление: «Уважаемых гостей клуба убедительно просим снять обувь. Мир и покой этого дома да будут им
