конфликтах с бесчисленным начальством в той атмосфере как бы испарились или были запрещены хорошим тоном.
Вот почему условно восемнадцатилетний Модест Владивой В., так сказать, Модест Владивой В., погруженный в насыщенный раствор своих осьмнадцати лет, нашел выход из ситуации, соответствующий его жизнеощущению в ту минуту.
Он вскочил на подмуровку каменной ограды, ухватился обеими руками за ее карниз и энергичным движением, соответствующим стилю уже уходящей ночи, взобрался на нее. Однако, поскольку стиль этот опять же не соответствовал наличию бесспорно наличного брюшка, он застрял в этой позе на стенке, отчасти удивляясь, что это он вытворяет, отчасти же чтобы передохнуть.
В этой позитуре — по-видимому, при взгляде на высоту, с которой ему нужно было спрыгнуть и при этом не раздавить тюльпаны пани Брандштеттеровой,— сладостное представление о разостланной постели нахлынуло на Модеста В. В. с особой силой. Всем своим существом он устремился к своей образцово прибранной квартире на втором этаже, к двум уютным комнатам почти уже состоявшегося старого холостяка, с обильно загруженным холодильником в кухне, с несколькими добротными картинами (ручной работы, как говаривала пани Брандштеттерова) и с изобилием мебели, в которой можно было удобно отдыхать, прислушиваться к приятным звукам «Последних известий», курить курево по своему выбору и при этом стряхивать пепел на ковер в полной уверенности, что абсолютно никто не будет против этого возражать.
Однако бывают в жизни ситуации, в которых человеку не следует предаваться мечтам, даже самым реальным и скромным. Данная ситуация оказалась одной из них. Мой приятель Модест осознал это, когда вернулся к действительности и обнаружил, что под ним стоит на тротуаре полицейский и с любопытством его разглядывает.
— А теперь будем спускаться,— произнес он, явно делая вывод из своих наблюдений.
Мой приятель В. собрался было спуститься в сад, но полицейский усмотрел в этом недоразумение. Чтобы выразить это, он первым делом энергично схватил Модеста В. за ногу, а затем строго заявил:
— Желательно все-таки на эту сторону.
— Но я живу вон там,— доверительно сообщил Владивой В., показывая на плавки, по-домашнему сохнущие на балконе.
— Неужели? — сказал полицейский, сделав вид, что это произвело на него впечатление.
— В самом деле,— сказал Модест с обезоруживающей непосредственностью.
— Тогда почему вы лезете через забор? — спросил полицейский с недвусмысленным интересом.— Забыли ключи?
— В том-то и дело, что нет,— правдиво отвечал Модест.
Впоследствии, рассказывая мне эту историю, он уже отчетливо осознавал, что совершил в тот момент роковую ошибку. Ему следовало сказать, что он действительно забыл ключи и собирается — после непродолжительной внутренней борьбы — постучать хозяйке в окно, извиниться и попросить впустить его. Но тогда он правдиво ответил:
— В том-то и дело, что нет.
— Тогда в чем же дело? — спросил страж общественного порядка, как и следовало ожидать.
— Они у меня не подходят к замку,— объяснил мой приятель. Он был маниакально правдив.
— Ах, вот как,— возразил страж и понимающе подмигнул.— Они у вас не подходят. Отлично. Ну вот что, попрошу спуститься! — Он вдруг повысил голос и, чтобы выразить свое отношение более убедительно, начал осторожно как бы тянуть Модеста Владивоя В. за ногу.
Все еще вдохновляемый остатками ночи, проведенной восемнадцатилетним, мой приятель чуть было не поддался искушению стряхнуть с себя суровую длань стража порядка, но затем в нем одержала верх врожденная и выпестованная на службе корректность, и он покорно спустился в партер. Это стоило ему таких сил, что остается загадкой, как же он, собственно, вскарабкался наверх. Из этого мы делаем вывод, что не следует навязывать людям возраст, пусть они сами его выбирают.
— Ваше удостоверение личности,— терпеливо произнес полицейский, глядя при этом на виллу поверх головы моего приятеля. Модест В. достал бумажник, с готовностью вынул требуемый документ и подал его полицейскому. При этом он тоже попытался глядеть куда-то поверх стража порядка, но у него это плохо получалось, поскольку тот был на голову выше.
— Так, уважаемый пан Рудольф Штвртецкий,— рассудительно сказал полицейский,— не могли бы вы нам объяснить, что вы там делали?
По-видимому, во множественном числе он говорил от имени всего своего подразделения или от имени всего населения, или хотя бы от имени читателей завтрашней вечерней газеты, в которой это происшествие будет упомянуто петитом.
— Но, видите ли, я там еще не был,— настоятельно заявил мой приятель.— Я еще только хотел туда попасть — дело в том, что я там живу! Скажем, вон те плавки,— он решительно показал на балкон,— они мои. И потом, меня вовсе не зовут Рудольф Штвртецкий.
— Да что вы говорите,— с интересом сказал молодой человек в униформе.— И как же вас зовут, если не секрет?
— Модест Владивой В.,— сказал Модест Владивой В.
Он понимал, что это имя звучит неправдоподобно, но что поделаешь, если именно так его зовут.
— Ага,— кивнул полицейский. Похоже, чувство юмора начинало покидать его.— Значит, во-первых: пятьдесят крон штрафа. Во-вторых: немедленно прекратите свои шуточки. В-третьих и в последний раз: что вам нужно было в этом доме?
— Ничего,— оскорбленно проворчал Модест и тоже повысил голос: — Я хочу лечь в свою постель. Меня клонит ко сну. Я живу здесь, на втором этаже. Меня зовут Модест Владивой В.
— Гм,— сказал молодой человек в униформе.— Покажите-ка ваши ключи, глубокоуважаемый Модест Владивой...
Взяв ключи, он поочередно вставлял их в замок калитки.
— Не подходят,— деловито сказал он и поднял брови.— Эти ключи не имеют никакого отношения к этому дому.— Он еще раз заглянул в удостоверение личности.— И не должны подходить. Вы ведь живете на улице Хлумецкого, 87б, пан Штвртецкий.
— Не называйте меня паном Штвртецким! — воскликнул мой приятель, теряя терпение.— Я Модест Владивой В. и живу в этом доме. Пани Брандштеттерова это подтвердит!
— Это ваше удостоверение личности?
— Разумеется,— раздраженно ответил мой приятель.
— Тогда вы Рудольф Штвртецкий и проживаете на Хлумецкого, 87б. И перестаньте препираться со мной! Я хочу знать, что выделали в этом доме, который вы покинули, пытаясь перелезть через ограду?
— Вы позволите? — спросил мой приятель, и полицейский подал ему удостоверение. Да, это было удостоверение личности какого-то Рудольфа Штвртецкого с улицы Хлумецкого, 87б. Но как оно попало в бумажник Модеста В.? Что здесь, собственно, происходит? И с кем? — может быть, с кем-то совсем другим?
Ночь между тем рассеивалась; в другом литературном жанре она бы уступала место чудесному весеннему утру.
— Ну, что скажете? — бесцеремонно спросил полицейский, охранявший покойный сон жителей этого района (а вовсе не района, к которому относится улица Хлумецкого).
Тут на первом этаже виллы раскрылось окно. Мой приятель радостно обернулся к полицейскому.
— Это пани Брандштеттерова! — воскликнул он с облегчением.— Она вам подтвердит, что я здесь живу! Уже пятнадцать лет! Эй! Пани Брандштеттерова!
— Ну-ка, погодите,— тихо сказал полицейский.— Предоставьте это мне.
Он подошел к калитке.
— Простите, пани, ваши фамилия Брандштеттерова?
— Да,— произнес сонный женский голос.— А в чем дело?
— Именно это я и выясняю. В этом доме живет некий пан... пан В.?
— Да, живет,— сказала хозяйка,— этажом выше, но он спит.
— Я не сплю! — воскликнул мой приятель, и голос его сорвался.— Я здесь, пани Брандштеттерова!
