— Нет я,— сказал Дивер.
— Дежурить будете вы, мистер Дивер, — подтвердил Тиг. — Эти часы у вас на руке, они исправны, или вы их носите как память?
— Они на солнечных батарейках и ходят очень точно, — ответил Дивер.
— Будете дежурить до полуночи. Потом разбудите Пита. А вы, Пит, разбудите меня в три.
После этого Тиг встал и пошел в кусты, которые служили отхожим местом для мальчиков.
— Убийство — это смертный грех, — сказала Аннали. — Я не желаю, чтобы нами командовал убийца.
— Не судите, да не судимы будете[прим.1], — сказал Дивер. — Кто из вас без греха, первый брось камень[прим.2].
Как и надеялся Дивер, это положило конец дискуссии. Среди них не было человека, который бы не чувствовал за собой ту или иную вину. Они испытывали чувство вины хотя бы за то, что в отличие от многих других все еще были живы. Быть может, Мари уже извлекла из этого урок. Быть может, убийству вообще не может быть никакого оправдания.
Брат Дивер прислушался к дыханию спящих людей. Он увидел, как мерно, в такт дыханию, поднимается и опускается грудь каждого ребенка. Он представил себе, как кто-то, подкравшись к детям, занес над ними нож или прицелился в них из ружья. Если бы этот кто-то занес свое оружие над ним самим, у него хватило бы мужества безропотно принять смерть. Но никогда на свете он не позволил бы нанести даже малейший вред этим детишкам. «Если бы я знал, что детям грозит беда, я бы отправил любого бандита в преисподнюю,— подумал Дивер.— Быть может, такая склонность к убийству является моим тайным пороком? Хотя нет, едва ли. Думаю, что это проявление гнева Господня. Наверное, именно такое чувство испытывал Христос, когда говорил, что лучше привязать к шее жернов и прыгнуть в море, чем поднять руку на дитя».
«Тиг убил мать и отца. Это жестоко. Впрочем, не мне его судить. Но теперь я буду внимательно наблюдать за этим парнем. Не спускать с него глаз. Еще не отделавшись от одной банды убийц, мы можем угодить в еще более жестокие руки. В руки тех, кто может убить чужаков только потому, что им не нравятся их религиозные убеждения. Но убить собственных родителей!»
Содрогнувшись всем телом, Дивер уставился в темноту, сгустившуюся вокруг мерцающего света костра.
На пятый день после того, как к ним присоединился Тиг, они двигались в направлении Уилксборо. Теперь они вошли в ритм, и никто уже не испытывал той усталости, которую они почувствовали на третий день. Теперь им не было так страшно, как раньше. Несколько раз Тиг уходил вперед, на разведку. Быстро возвращаясь назад, он заставлял их сворачивать с дороги. Но это была уже не автострада, и им часто удавалось пробираться сквозь кустарник, даже не разбирая тележек. Лишь для того, чтобы пересечь 77-ю автодорогу, им пришлось разобрать тележки. Чаще всего они шли пешком, двигаясь след в след друг за другом.
Как то раз, когда они прятались в кустарнике, Мари, поддавшись уговорам Роны, выглянула из зарослей и увидела всадников, которые проезжали мимо. Судя по всему, это была шайка отъявленных негодяев. Кроме того, Мари показалось, что к седлу одного из них были прикреплены три человеческих головы. Она вздрогнула, когда поняла, что это головы чернокожих.
— Фуражиры, — успокоил ее Тиг. Но Мари ему не поверила, она была не так наивна, как многие считали. Итак, спустя пять дней после того, как они вышли из Уинстона, Мари, страдая от жары и усталости, захотела немного развлечься. Она без зазрения совести решила отыграться на Роне.
— Ты положила на него глаз,— сказала Мари.
— Вовсе нет,— оскорбленно возразила Рона. Эти подозрения не могли ее не задеть.
— Ты повторяешь его имя во сне.
— Значит, это были кошмары.
—Даже сейчас, когда ты улыбнулась, ты подумала о нем.
— Вот и нет. К тому же я и не улыбалась.
— Тогда как ты узнала, о ком я говорю?
— Ты потрясающая стерва, вот ты кто! — воскликнула Рона.
— Не говори при мне таких слов,— сказала Мари. Она хотела уязвить свою собеседницу, а вышло совсем наоборот.
— Не веди себя как стерва, и никто тебя так не назовет, — парировала Рона.
— По крайней мере, я не сохну по убийцам, — сказала Мари, нанося ответный удар.
— Он не убийца.
— Он сам признался.
— У него были на то веские основания.
— Неужели?
— Они часто его мучили.
— Он так говорит?
— Просто я это знаю.
— Убийство — это смертный грех, — сказала Мари.— Тиг обречен на вечные муки в аду, так что ты и не мечтай выйти за него замуж.
— Закрой рот! У меня и в мыслях нет выходить за него замуж!
— К тому же он белый и не мормон, и он никогда, никогда, никогда не пойдет с тобой в Храм.
— А, может быть, мне до этого нет дела.
— Если тебе нет дела до Храма, зачем же ты идешь в Юту?
Рона как-то странно на нее посмотрела:
— До
Мари не знала, как отнестись к этим словам, и не хотела выяснять, что Рона имела в виду. Тем не менее она все еще испытывала подлое желание уязвить свою подругу. Поэтому она завела старую пластинку.
— Он обязательно попадет в ад.
— Нет,
— Эй!
— Что здесь происходит?! — это был, конечно, брат Дивер. Никто из белых никогда бы не стал их ругать.— Наши дела и без того плохи, а тут еще вы набрасываетесь друг на друга.
— Я на нее не набрасывалась,— возразила Мари.
— Она сказала, что Тиг попадет в ад!
Мари почувствовала, как рука брата Дивера опустилась на ее шею.
— Господь судья душам человеческим, — мягко сказал он.
Мари попыталась высвободиться. Ей было уже восемнадцать, и она вышла из возраста, когда взрослые могут в любой момент схватить ребенка.
— Так вот, Мари, если ты не можешь не осуждать, то думаю, что тебе лучше научиться держать язык за зубами. Ты поняла меня, девочка?
Ей наконец удалось освободиться.
— Вы не имеете права указывать черной девушке, что ей делать! — сказала она настолько громко, что ее услышали остальные.
— Поучайте своих белых крошек, а меня оставьте в покое!
Она поняла, что наговорила массу гадостей, и сожалела об этом. Но все же ей удалось заставить его замолчать и оставить ее в покое. Разве не этого она хотела? Кроме того, он женился на белой женщине, а это было равносильно утверждению, что все черные женщины никуда не годятся. Ну и чего он этим добился? Всех их застрелили вместе с другими белыми мормонами, когда сам он находился в А&Т, куда белые солдаты-христиане не осмелились войти. Только по этой причине он хотел, чтобы она простила Тигу то, что он является убийцей. Он сам чувствовал себя убийцей, так как, будучи черным, остался в живых, тогда как его жену и детишек расстреляли и зарыли бульдозером в общую могилу на автостоянке. Он хотел,
