мелодии, к горлу подступили слезы; лицо его съежилось, без слова он отрицательно покачал головой.
Рикторс окинул его горьким взглядом и отвернулся.
— Так я и думал. Я знал, что ты никогда не простишь мне.
Анссет снова отрицательно покачал головой, пытаясь издать из себя голос, стараясь произнести: «Я прощаю тебя». Но никакого голоса в себе не нашел.
Он не нашел ничего, кроме страданий и страха перед тем, что его покинут.
Рикторс ждал, чтобы Анссет заговорил, чтобы начал отрицать, чтобы простил; когда же стало ясно, что по собственной воле Анссет не прервет молчания, Рикторс начал ходить по комнате, касаясь стен и окон. В конце концов, он уселся на кровати, которая через мгновение почувствовала, что хозяин не собирается ложится, и образовала небольшую опору для его спины.
— Ладно, не буду я тебя более карать, задерживая во дворце рядом со мной. На Тью ты не вернешься. Обычного содержания назначить я тебе не могу, ты заслуживаешь лучшего отношения. Поэтому, я решил дать тебе работу.
Анссет не проявил какого-либо интереса.
— Тебя это не интересует? Зато меня — да, — говорил Риск торс молчащему мальчику. — Управляющий планетой Земля получит повышение. Тебя же я назначаю на его должность. Ты будешь присылать отчеты непосредственно в имперскую столицу, между нами не будет никаких префектов.
Мажордом хотел, чтобы тебе дали что-нибудь поменьше, какую-нибудь должность, не связанную с такой ответственностью. — Тут Рикторс сухо засмеялся. — Но ведь ты не привык к меньшей ответственности, так? Во всяком случае, протокол тебе известен.
И ты получишь очень хороший персонал. Они будут направлять тебя, пока ты сам не научишься.
Если тебе понадобится помощь, можешь рассчитывать на меня.
Рикторс искал на лице Анссета следы хоть каких-то чувств, хотя сам должен был знать лучше. Анссет желал ему что-то показать, выполнить его ожидания. Но все силы он сконцентрировал на том, чтобы удержать Самообладание, чтобы не разбить стекло и не выпрыгнуть из окна, чтобы не кричать, пока не лопнет горло. Потому он не отвечал и ничего по себе не выказал.
— Но видеть тебя больше я не желаю, — закончил Рикторс.
Анссет знал, что это было неправдой.
— Впрочем, нет, это неправда. Я должен тебя видеть, я не могу жить без тебя. И я это четко понял, Анссет. Ты доказал, как сильно я в тебе нуждаюсь. Но я не желаю в тебе нуждаться, не в тебе, не сейчас. В связи с этим, я не могу желать тебя видеть, потому и не буду тебя видеть. До тех пор, пока ты не будешь готов мне простить. Пока не будешь готов снова спеть для меня.
Я не могу петь уже ни для кого, хотелось сказать Анссету.
— Поэтому, я организую для тебя учебу… понятно, что специальной школы для управляющих планетами не существует. Более всего тебе помогут встречи с нынешним управляющим. Потом тебя заберут в Вавилон. Это замечательное место, как говорят. Сам я его никогда не видел. Когда ты уже поселишься в Вавилоне, мы никогда уже не увидимся.
Голос Рикторса был переполнен болью, раздиравшей сердце Анссета. В какой-то миг ему захотелось обнять этого человека, который ранее ведь был его другом и братом. Он считал, будто бы знает Рикторса и не мог не любить кого-то, кого полностью понимал. Только ведь я его вовсе даже не понимал, дошло до него. Рикторс маскировался передо мной, я вовсе не знаю его.
Между ними выросла стена, которую Анссет и не пытался разрушить.
А вот Рикторс пытался. Он встал с кровати, подошел к Анссету, встал перед ним на колени, обнял его за пояс и зарыдал, прижимая лицо к бедру мальчика.
— Анссет, прошу тебя. Поверни все назад! Скажи, что любишь меня, скажи, что здесь твой дом, спой мне, Анссет!
Но мальчик сохранил молчание, а мужчина сполз вниз по его телу и теперь, сломленный, лежал у его ног. Наконец, император перестал плакать и сказал, не поднимая головы.
— Иди. Уйди отсюда. Ты никогда уже меня не увидишь. Можешь править Землей, но мною уже править не будешь. Уйди.
Анссет высвободился от бессильных рук Рикторса и подошел к двери. Те открылись под его нажимом. Но, прежде чем мальчик вышел, Рикторс с отчаянием крикнул:
— И ты ничего мне не скажешь?
Анссет повернулся, ища чего-нибудь, что могло бы переломить внутреннюю тишину. Нашел:
— Спасибо, — произнес он.
Это означало: благодарю, что заботишься обо мне, что я все еще важен для тебя, что ты даешь мне какую-то работу сейчас, когда я уже не могу петь, когда утратил свой дом.
Только Рикторс услышал нечто иное. Он услышал, как Анссет говорит: спасибо, что позволил мне уйти, спасибо, что не задерживаешь меня рядом с собой, спасибо, что позволяешь мне жить и работать в Вавилоне, где мне уже не придется для тебя петь.
Поэтому, к полнейшему изумлению Анссета, когда он выдавил из себя это слово, абсолютно лишенное музыки, Рикторс не принял его с добром. Он лишь поглядел на Анссета, и в его глазах мальчик увидел холодную ненависть. Взгляд этот длился несколько минут, невыносимо долго, пока, наконец, Анссет уже не мог снести ненависть Рикторса. Он повернулся и вышел. Дверь за ним закрылась, и тогда он осознал, что, по крайней мере, он уже перестал быть Певчей Птицей. Новая работа не будет требовать песни.
И, к собственному изумлению, он испытал облегчение. Он отбросил музыку, словно докучливое бремя.
И только намного позднее он понял, что отсутствие пения представляло собой еще большее бремя, которого он уже так легко сбросить не мог.
5
Песенный Мастер Онн вернулся в Певческий Дом один. Никто не спешил с тем, чтобы сообщать дурные вести; никто не опередил его, чтобы огласить полнейшее фиаско его миссии.
Потому-то Эссте, терпеливо ожидая в Высоком Зале, первой услышала, что Анссет не вернется домой.
— Мне не позволили сесть на Земле. Остальных пассажиров забрали челноком, я же даже не ступил на планету.
— Сообщение, — сказала Эссте. — Оно было передано на собственном языке Анссета?
— Это было личное извинение от Рикторса Майкела, — ответил Онн и процитировал по памяти: «С сожалением сообщаю, что Анссет, ранее Певчая Птица, отказывается возвращаться на Тью. Его контракт завершен, а поскольку он не является предметом или ребенком, я не могу его заставлять законным порядком. Надеюсь, вы поймете, что ради его безопасности я не позволю никому из Певческого Дома садиться на Земле, пока он здесь проживает. Он занят и счастлив; не нужно о нем беспокоиться».
Эссте и Онн, не говоря ни слова, поглядели друг на друга, но тишина между ними пела.
— Он лжет, — сказала наконец Эссте.
— Одно является правдой: Анссет не поет.
— Чем же он занимается?
Он ответил голосом, наполненным болью, с таким же болезненным выражением на лице:
— Он — управляющий Землей.
Эссте резко втянула воздух. Она сидела молча, всматриваясь в пустоту. Он говорил спокойным голосом, пел ей мягко и ласково. Вот только содержание его слов не было мягким. Рикторс мог заставить Анссета остаться — в это было легко поверить. Но как он заставил Анссета принять столь ответственный пост?
— Он такой молодой? — запела Эссте.
— Он никогда не был молод, — мелодично ответил ей Онн.
