– Его не существует в
– Болтунное заклинание! Брат Армор, вы же неглупый человек и должны понимать, что пара-другая стопок доброго виски способна сотворить с человеком то же самое.
– С пьяницей, но не с двенадцатилетним мальчишкой, который в жизни алкоголя в рот не брал.
Армор явно привел случай из собственного опыта, правда, это ничего не меняло.
– Всегда можно найти другое объяснение.
– Объяснений происходящему можно найти море, главное, чтобы фантазия не подвела, – усмехнулся Армор. – И вот что я вам скажу. Вы можете проповедовать против колдовства, и паства от вас не откажется. Но если вы и дальше будете утверждать, что колдовства
– Я должен излагать правду такой, какая она есть и какой я вижу ее, – отрезал Троуэр.
– Вы можете уличить человека в мошенничестве, но вы же не называете его имени перед собранием. Нет, вы продолжаете проповедовать честность и надеяться, что ваши слова дойдут по назначению.
– Вы хотите, чтобы я действовал окольными путями?
– Церковь у нас получается замечательная, преподобный Троуэр. Она бы и вполовину не была такой прекрасной, если б не ваша мечта. Но местные жители считают, что это
Долгое время преподобный Троуэр молча созерцал остатки роскошного обеда. Он думал о церкви, о свежих, еще не покрашенных досках, покрывающих ее стены. Она была уже закончена: гвозди держали крепко, кафедра величественно возвышалась над пустым пока залом, залитым ярким солнечным светом, который легко проникал в незастекленные окна. «Дело не в церкви, – твердил себе Троуэр, – а в цели, которую я должен здесь достигнуть. Я предам свой сан, если позволю захватить власть в этой деревеньке суеверным дуракам типа Элвина Миллера и, как выяснилось, всей его семьи. Раз моей миссией является уничтожение зла и предрассудков, я должен поселиться среди невежественных и суеверных людей. Постепенно я открою им знание и приведу к правде. И если я не смогу убедить родителей, то со временем сумею обратить детей. Это работа всей жизни, это мой крест, и я не откажусь от него, пусть даже на несколько мгновений мне придется отступить от правды».
– Вы мудрый человек, брат Армор.
– И вы тоже, преподобный Троуэр. В перспективе, хоть мы и расходимся по некоторым вопросам, мы тем не менее желаем одного и того же. Мы хотим, чтобы эта страна стала цивилизованной и приняла христианство. Вряд ли кто из нас станет возражать, если Церковь Вигора превратится в Вигор-сити, а Вигор-сити примет звание столицы Воббской долины. В Филадельфии бродят слухи, что Гайо вот-вот станет штатом и присоединится к ним. Наверняка такое же предложение будет сделано Аппалачам. А почему не Воббская долина? Когда-нибудь к нам тоже придут. Вся страна протянется единой от моря до моря, сплотив белых и краснокожих, и души наши обретут свободу, мы сами будем выбирать правительство, сами будем устанавливать законы и с радостью им повиноваться.
Размах мечты Армора впечатлял. И Троуэр ясно представлял себя в этой картине. Человек, который проповедует с кафедры величайшей церкви в самом большом городе края, станет духовным лидером, объединившим огромный народ. Он настолько глубоко погрузился в яркие картинки-мечтания, что, поблагодарив от души Армора за вкусный обед и покинув своды гостеприимного дома, чуть не задохнулся от изумления, увидев, что сейчас Поселение Вигора состоит всего лишь из большого магазина Армора и его пристроек, огороженного участка общинной земли, на котором паслась дюжина овец, и непокрашенной деревянной коробки большой новой церкви.
Но церковь уже можно было пощупать руками. Она была почти завершена, высились стены, наверху красовалась гладко обтесанная крыша. Преподобный Троуэр всегда считал себя рациональным человеком. Прежде чем поверить в мечту, он должен был пощупать ее руками, но церковь была вполне осязаема, поэтому теперь воплощение в жизнь оставшейся части мечты зависело от них с Армором. Надо привести сюда людей, сделать деревеньку центром всей территории. В церкви можно проводить не только церковные службы, но и городские собрания – места хватит. Ну а на неделе… Все его образование пропадает даром – почему бы не открыть для местных детишек школу? Он научит их читать, писать, обращаться с цифрами и, что важнее всего,
Его так захватил ход мыслей, что он не замечал, куда идет, а направлялся он вовсе не к ферме Питера Маккоя, расположенной ниже по реке, где в старой бревенчатой хижине ждала его кровать. Он поднимался вверх по склону, сворачивая к молельне. Только запалив свечи, он понял, что действительно намерен провести здесь ночь. Эти голые деревянные стены стали ему домом – и ни один кров на белом свете не был ему ближе. Запах древесной смолы щекотал ноздри, ему хотелось распевать гимны, которые он никогда раньше не слышал. Мурлыкая что-то под нос, он сел на пол и принялся перелистывать большим пальцем страницы Ветхого Завета, не замечая напечатанных на бумаге слов.
Шаги он услышал, когда деревянный пол церкви заскрипел. Тогда он поднял голову и увидел перед собой, к полному изумлению, госпожу Веру, держащую над головой лампу, и двух близнецов – Нета и Неда. Они тащили какой-то огромный деревянный ящик. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что этот ящик – его будущий алтарь. И алтарь, по правде сказать, весьма добротно сделанный: доски его были настолько плотно подогнаны друг к другу, что работа сделала бы честь любому мастеру-плотнику. По ровно положенной краске, покрывающей дерево, проходило два ряда идеально выжженных крестов.
– Ну, куда будем ставить? – поинтересовался Нет.
– Отец сказал, что мы должны принести его сюда сегодня, раз крыша и стены уже закончены.
– Отец? – недоуменно переспросил Троуэр.
– Он сделал этот алтарь специально для вас, – пояснил Нет. – А малыш Эл собственноручно выжег кресты; он очень расстроился, что ему не разрешили больше ходить на строительство церкви.
Троуэр встал и подошел поближе. В алтарь плотник, видно, вложил всю душу. Меньше всего священник ожидал этого от Элвина Миллера. И, глядя на ровные, со знанием дела выжженные кресты, вряд ли можно было сказать, что эту работу выполнил шестилетний ребенок.
– Вот сюда поставьте, – сказал он, подводя близнецов к месту, которое он заранее определил, надеясь вскоре поставить здесь алтарь. Алтарь одиноко стоял в молельне – будучи покрашенным, он резко выделялся на фоне свежих досок пола и стен. Это было само совершенство, и на глаза Троуэра навернулись слезы. – Передайте им, что алтарь прекрасен.
Вера и мальчики широко улыбнулись.
– Вот видите, не враг он вам, – сказала Вера, и Троуэру оставалось только согласиться.
– Я тоже ему не враг, – промолвил он. Но не сказал: «Я одержу победу над ним, прибегнув к любви и терпению. Победа будет на
Они не стали задерживаться и, распрощавшись, направились сквозь покров ночи домой. Троуэр положил палочку для зажигания свечей рядом с алтарем – никогда, никогда не кладите ее на алтарь, поскольку это отдает папизмом, – и преклонил колени, вознося небесам благодарение. Церковь была почти завершена, внутри стоял прекрасный алтарь, построенный человеком, которого он опасался больше всего, и кресты на том алтаре были выжжены странным ребенком, который являлся воплощением темных суеверий невежественных поселенцев.
– О, гордыня тебя прямо переполняет, – произнес чей-то голос позади него.
Он обернулся, на лице его играла довольная улыбка: он всегда был рад появлению Посетителя.
Но Посетитель не улыбался.
– Гордишься собой…
– Прости меня, – склонил голову Троуэр. – Я уже раскаялся. И все же ничего не могу с собой поделать: я