боги…
— Кровожадный тигр и тот справедливее твоего царя — довольствуется одной жертвой и, насытившись, не трогает остальных. Вы же не щадите ни женщин, ни детей, ни стариков, предавая огню их жилища. Нам еще не видны отсветы тех пожарищ, и ветер еще не пахнет дымом, но мы обо всем этом знаем…
Пленный не рискнул возражать, заметив, что Спитамен машинально сжимает рукоять кинжала, и опустил голову.
— Запали ли тебе в память слова мои, что потяжелела твоя голова? Или она все еще пуста, как корзина, которую не жалко выбросить?
— Я запомнил все, что ты сказал, Спитамен, — проговорил пленный.
— Передай мои слова своему царю. Мы будем рады видеть его у себя, если он придет, не вынимая меча из ножен. Если же пожалует с обнаженным мечом, то лишится покоя и сна. Сколь бы велико ни было его войско, все его воины лягут в землю, словно зерно на пашню. Но зерно дает всходы. От них же останется только лихая память. Скажи ему это. Я отпускаю тебя.
— Ты поистине милосерден, Спитамен, — промолвил пленный. — Да воздастся тебе сторицей за доброту твою…
Спитамен кликнул стражу. В шатер вошли, раздвинув полог, два рослых чабана с длинными кинжалами на поясе. По знаку Спитамена они взяли пленного под руки и резко поставили на ноги.
— Верните ему коня, дайте воды и еды на дорогу. Езжайте вслед и глаз не спускайте, пока он не покинет пределов Согдианы. Мне надо, чтобы он добрался до своего царя живым, — сказал Спитамен.
Шах всей Азии
Зиму Дариявуш провел в Экбатанах, больше полагаясь на милосердие Ахура — Мазды, чем готовясь к предстоящим сражениям. Он надеялся, что этот дьявол в облике македонского царя удовольствуется завоеванием главных городов его империи, захватом сокровищ и повернет обратно. Не может же быть жадность его безграничной. К тому же, чем дальше он уходит от своей Македонии, тем труднее туда снаряжать караваны. И должен же понимать, что сколько бы теперь ни воевал, не заполучит более того, что уже имеет. А ведь каждый переход стоит ему многих человеческих жизней…
К тому же царь царей надеялся, что до весны, быть может, успеют подойти сатрап Бактрии Бесс со своим войском и примкнувшие к нему согдийские полководцы. Дариявуш даже посылал гонцов с просьбой о помощи к скифам, этим полудиким племенам, бывшим заклятым врагам своим, надеясь, что они соблазнятся золотом. Но в начале весны прибыл только Бесс, его верный Бесс, который, оказывается, заслуживает большей любви, чем царь царей к нему до сих пор питал. Он обнял этого полноватого и несколько неуклюжего с виду полководца и долго не разнимал рук, прижимая его к себе, силясь сдержать катящиеся из глаз слезы. Надо же, Бесс откликнулся на его зов! В то время, когда придворные от него бегут, чтобы сдаться Зулькарнайну, рассчитывая на его милость, Бесс прибыл сюда…
— А где согдийцы? — спросил Дариявуш.
— Они вскоре будут. Я послал к ним гонца, а сам, не теряя времени, выступил в Экбатаны.
— А скифы?
Бесс, опустив глаза, развел руками. И Дариявуш понял, что сыны пустыни не захотели прийти ему на помощь.
— Они никогда не были нам друзьями, — молвил он после паузы и вновь устремил на сатрапа, еще покрытого дорожной пылью, благодарный взгляд. — Спасибо тебе… Я ни на кого не могу полагаться, как на тебя. Могу ли я полностью доверять иноземцам Патрону и Главку, командующим греческими наемниками? В последнее время я стал замечать в их глазах нечто такое, что хочется тут же кликнуть охрану и взять обоих под стражу. Только ты и мой верный везир Набарзан остались, только на вас я могу опереться…
Дариявуш сильно похудел, глаза ввалились, и вокруг них темнели круги, его бороды и усов давно не касались ножницы брадобрея. Одежда на нем, которая еще недавно была роскошной, выглядела потрепанной, свисала складками. Казалось, он уже махнул на себя рукой.
— Ступай, отдохни с дороги. А вечером я велю устроить в честь твоего прибытия пир, — сказал он, положив на плечо Бессу руку.
Однако пиру состояться вечером было не суждено. На закате в Экбатаны примчался на взмыленном коне гонец. Конь рухнул под ним у порога дворца, хрипло дыша и судорожно перебирая ногами. Гонец выпростал из-под него ногу, стремительно пересек мощенный плитами двор и взбежал по ступеням дворца. У входа его встретил везир Набарзан. То, что он услышал, заставило его чуть ли не бегом проследовать в покои царя. Гонец привез известие, что Искандар Зулькарнайн выступил из Персеполя и приближается с устрашающей быстротой…
Эта весть мгновенно распространилась сначала по дворцу, а затем и по всему городу. Началась паника.
Дариявуш распорядился отправить обоз на северо-восток, к Каспийским воротам, и стал готовиться, чтобы на рассвете двинуться вслед за ним. Голова у него шла кругом, и он полностью полагался на везира, который никогда не терял присутствия духа и умел предусмотреть все до мелочей. С вечера у Дариявуша поднялся жар, однако у него не было желания даже призвать лекаря. Он уединился во внутренних покоях, чтобы отдохнуть перед дорогой. Окна были отворены, и когда прохладный ветерок откидывал занавес, из-за темнеющих деревьев в комнату заглядывала луна. Царю не спалось. Он размышлял о том, что враг, быть может, удовольствуется завоеванием Экбатан и не пойдет дальше на восток. Теперь Дариявушу ничего не оставалось, кроме как следовать в далекую Бактрию…
Время близилось к полуночи, когда за дверью послышался шорох. Рука его потянулась к шнуру с массивной кистью: если за него дернуть, то в соседних покоях, где находится стража и прислуга, раздастся звон колокольцев. Однако он услышал негромкий голос своего тайного соглядатая:
— Ваше величество, это я!..
— Входи, — шепотом ответил царь.
Дверь отворилась пошире, в нее бесшумно, как тень, проскользнул человек и замер, не смея более сделать и шагу. Занавес на окне колыхнулся, и царь разглядел в лунном свете его бледное лицо.
— Ваше величество, простите, что тревожу в столь позднее время. Однако вы сами позволили…
— Да, да, говори, — заторопил его царь; он поднялся с постели и, накинув на себя парчовый халат, стал расхаживать взад-вперед, мягко ступая по толстому ковру.
— Полководцы собрались на совет. Они без должного почтения произносят ваше имя…
— Кто из них?.. Или все?
— Все.
— Набарзан и Бесс тоже с ними? — остановился царь и дрожащей рукой пытался натянуть на плечо сползающий халат.
— Да.
— Хорошо. Ступай. Ты достоин награды.
Соглядатай исчез, словно просочился сквозь дверь. И Дариявуш сильно дернул за шнур. В дверях тотчас появился начальник охраны.
— Поставь у двери своих молодцов и пошли кого-нибудь за Набарзаном, Артабазом и Бессом! Да, Патрон и Главк пусть тоже явятся!..
Из коридора доносился топот бегающих взад-вперед воинов из охраны. Дариявуш стал неторопливо надевать царские одежды. Затем позвал прислугу и велел зажечь светильники.
Не прошло и нескольких минут, как вошли все, кого пожелал видеть он. За их спиной у входа встали дюжие молодцы из охраны, мечи которых были на треть выдернуты из ножен.
Полководцы незаметно переглядывались, они были сильно взволнованы и, пожалуй, даже напуганы. Если бы не было для этого причин, то незачем было бы им и волноваться.
