этом говорить, когда у Робина будущего может не быть? Даже если Робин поправится, он никогда не будет прежним. Его невероятная красота пострадала, если вообще не исчезла. Если он выживет, то будет хромать, по крайней мере, какое-то время, если вообще сможет ходить. И, как сказала мать, Мария Уилфред вряд ли теперь посмотрит на Робина.
А Зоэ, каковы ее намерения? Если Робин выживет, она бросится в этот ошибочный брак из чувства вины? Как она может этого не сделать? И как он это вынесет? Скажет ли она Робину правду?
Господи! Он переспал с невестой брата. Робин никогда ему этого не простит. И все же Мерсер не жалел об этом. Он уронил голову на руки, понимая, что это самое тревожное. Будь у него выбор: те мимолетные часы с Зоэ в его объятиях против незапятнанной братской преданности, он выбрал бы Зоэ, в акте крайнего эгоизма. Акт, недостойный человека, которым он считал себя.
В приступе горя Мерсер обошел кровать и прилег рядом с братом, вытянул ноги и переплел свои пальцы с прохладными, тонкими пальцами Робина, пока их руки не сошлись ладонь к ладони. Они часто спали так в детстве, особенно в ужасные месяцы после смерти отца. Глядя в лепной потолок, Мерсер позволил обрушиться воспоминаниям. Видения сменялись одно за другим. Вот он сжимает руку Робина и тянет его из зияющей черной дыры. Пустота дрогнула… Люк! На сеновале! Он изо всех сил пытался поднять брата над щербатой перекладиной. Он крепко сжал его руку, но чувствовал, что Робин обмяк. Мерсер открыл рот, чтобы крикнуть, попросить Робина держаться. Но крик был беззвучным. Он проснулся, охваченный ужасом, и понял, что Робин сжал его руку и теперь держит ее весьма крепко.
— Если ты… — послышалось хриплое бормотание, — если уж ты… в моей постели… то лучше бы ты был… пышнотелой блондинкой.
Мерсер резко сел.
— Робин?!
Брат заворчал от боли, сжимая руку Мерсера.
— Ну и волосатое у тебя запястье, черт побери! — с трудом выговорил он.
— Робин! — Мерсер осторожно положил обе ладони на здоровую руку брата. — Ты очнулся?
— Я? — прохрипел брат. — О Господи… голова… болит.
Мерсер вскочил с кровати, зажег лампу, повыше подкрутил фитиль и увидел, что брат повернул распухшее лицо к нему, щурясь от света.
— Стью… — он с трудом выговаривал слова, — что… черт побери…
— Ты свалился с Люцифера. — Мерсер присел на край кровати и положил руку на плечо брата. — Ты помнишь? День охоты?
Робин попытался покачать головой и вздрогнул от боли.
— Черт, я весь сплошная рана, Стью… весь… Где мы?
— В Грейторпе, — ответил Мерсер. — В твоей комнате в Грейторпе. Мы приехали несколько недель назад. Помнишь?
Что-то промелькнуло на лице Робина, жалобное и безысходное.
— Господи, — выговорил он. — Зоэ? Мерсер немного отстранился.
— Да, Зоэ, — пробормотал он. Робин облизнул сухие губы.
— Черт побери. Где она? Уехала?
— Думаю, спит в своей постели. — Слова дались Мерсеру непросто. — Робин, давай сейчас не будем говорить об этом. Я дам тебе попить. Ты ранен, дружище, и серьезно.
— Прекрасно. — Робин поднял уголок рта в подобии улыбки и вздрогнул. Он поднял дрожащую руку и легко коснулся раны на лице. — О Господи! Я… изуродован?
— Вероятно, не такой, как прежде. — Мерсер не видел смысла лгать. — Но как только рана заживет, ты будешь выглядеть лихим и дерзким.
Робин закряхтел.
— Я буду жить, а? Мерсер кивнул.
— Будешь, — сказал он твердо. — Я об этом позабочусь.
Робин неловко шевельнулся.
— Ты… всегда был… садистом, — прошептал он. — Как голова болит!.. Что случилось?
— Ты хотел перескочить на Люцифере ворота фермы сэра Уильяма, — снова сказал Мерсер. — Зоэ… она была позади тебя… пыталась тебя остановить, полагаю. Но я думал… что вы устроили гонки. Я был не прав.
Туман в глазах Робина, казалось, немного рассеялся.
— Да, она… кричала, — пробормотал он будто самому себе.
— Лежи спокойно, — приказал Мерсер. — Я скажу Чарли, чтобы он привел маму. Она все эти дни с ума сходит.
— Дни? — Брови Робина нахмурились, потом он поймал руку Мерсера и сжал с удивительной силой. — Подожди, Стью. Как… Зоэ? Она в порядке?
Мерсер снова присел на кровать.
— В полном.
— Послушай, Стью, — Робин не сводил с него глаз, — если я протяну ноги, скажи Зоэ…
Мерсер положил ладонь на руку брата.
— Ты не умрешь! — рявкнул он. — Перестань говорить, об этом.
— Чувствовал бы ты себя так, как я… — простонал Робин. — И если… если я умру, ты должен сказать Зоэ…
— Что сказать? — смягчился Мерсер.
— Что я люблю ее. — Он с трудом сглотнул и сощурился от боли. — Люблю. Просто обожаю. Ты… ты знаешь это, правильно? И не вини ее. — Его веки опустились. — Обещай, что не станешь ее винить.
— Не буду, — сказал Мерсер. — Но это глупости. Позволь мне позвать маму.
Но Робин сжал его руку.
— Подожди, Стью… — Да?
— Стью, если я выживу… Господи… Стью, как я могу жениться на ней? Я… я не гожусь для нее. Если я умру, может, будет лучше?
— Нет, не будет, черт побери! — Мерсер твердо взял руку брата. — И больше не говори о смерти. Иначе, как только ты поправишься, я заставлю тебя об этом пожалеть, слышишь?
Робин устало прикрыл глаза.
— Да, слышу. Но ты же сам это видишь? Что я для нее не гожусь?
Мерсер отвел глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд брата.
— Это дело вас двоих, — ответил он. — Джентльмен не может идти на попятный. И она… гм… не сможет. Чувство вины… видеть тебя в таком состоянии… для нее это ужасно. Разве ты этого не понимаешь?
Робин хрипло выдохнул и промолчал.
— Ты можешь отпустить ее, — продолжал Мерсер. — Наверное, даже можешь сказать ей о своих чувствах. Но я больше не понимаю Зоэ. И начинаю задаваться вопросом, понимал ли когда-нибудь. Однако я полагаю… что ты должен попробовать.
Но, даже сказав это, Мерсер спрашивал себя, дал ли он Робину хороший совет или просто действовал в собственных интересах. И Зоэ… будет ли она стоять на своем, что Робин теперь нуждается в ней, или, того хуже, что Мерсер в ней совсем не нуждается?
— Не могу попытаться… — Робин смотрел в стену. — Клер. Ты забыл… Клер.
— Я могу с ней справиться, — ответил Мерсер, надеясь, что говорит правду. — Я предпринял шаги. — Он снова взял брата за руку. — Но мы не станем сейчас говорить об этом, Роб. Я пошлю за мамой, хорошо?
Но взгляд брата был обращен к стене. Знакомое отчаяние появилось на его лице, и рука снова ослабла.
