Литвинова беспокоила французская нерешительность. Спустя всего несколько недель (12 июля) он вызвал Кулондра, чтобы вновь спросить о позиции Франции в случае, если Польша атакует Чехословакию. Кулондр выразил удивление, и Литвинов пояснил, что такое его любопытство вызвано предположением, что Франция может не счесть себя обязанной помогать Чехословакии. Как Кулондр отмечал прежде, у него этот вопрос был связан с другим предположением: что Советский Союз ожидал интервенции, чтобы помочь Чехословакии, даже если Франция предпочтет остаться в стороне. И хотя Кулондр считал это маловероятным, он все же отмечал, что Литвинов никогда не задавал пустопорожних вопросов. «Он человек прямой... и ничего не делает попусту». Если он спрашивает о чем-то, значит об этом же спрашивает советское правительство, а это в свою очередь объясняет, добавлял Кулондр, концентрацию советских войск в западной Украине.45
Кулондр уважал Литвинова: раньше, той же весной, он сообщал, какое впечатление на него произвели «реализм» наркома и «выдержанность его тона». «Создается впечатление, что здесь ситуацию рассматривают с полной серьезностью и sang-froid (хладнокровием) и партийные расчеты подчиняются интересам государства». Позднее, тем же летом, Кулондр отправился на дачу к Литвинову, чтобы обсудить вопросы внешней политики, в особенности советско-румынские отношения, потому что согласие Румынии на проход Красной армии было жизненно важно для защиты Чехословакии. Литвинов согласился с Кулондром в том, что советскому правительству следует предпринять более энергичные усилия для улучшения отношений с Румынией, но это все же дело двустороннее. А дела говорят громче слов, подчеркнул Литвинов: Румыния сама поставила себя в кильватер польскому правительству, которое во всем поддакивало немцам.46
Отчеты Кулондра не оказывали влияния на французскую политику, хотя, получая тревожные разведдонесения о военных намерениях нацистов, Бонне первым делом спрашивал, что собирается делать по этому поводу Советский Союз. На один из таких запросов в конце июля Кулондр ответил, что советское правительство не делает секрета из своего анализа ситуации. Государства-агрессоры рассматриваются как «хищники», которые готовы атаковать другие, более слабые государства. «Мы должны признать, — говорил Кулондр, — что хотя их действия [советского правительства] довольно неуклюжи и могут вызывать раздражение... иногда... Советы проявляют себя вполне реалистами, они смотрят на вещи прямо и принимают расстановку международных сил такой, какова она есть, а не такой, какой она хотели бы ее видеть. А что касается последних тревожных разведдонесений, Литвинов просто пожал плечами, отметив, что он уже давным-давно говорит о том же самом.
— Примкните штык, — сказал Литвинов, — как сделали в мае чехи, и ситуация может резко измениться. Гитлер блефует и все эти театральные трюки с угрозами и военными демонстрациями рассчитаны, чтобы принудить Францию и Британию признать свое бессилие.
— Но назвать все действия Гитлера блефом — прямой путь к войне, — ответил Кулондр.
— Возможно, — согласился Литвинов, — тогда нам остается отважно и единым фронтом встретить беду.47
Эта беседа имела место как раз за несколько дней до серьезной военной конфронтации между советскими и японскими вооруженными силами на манчьжурской границе. Красная армия оказалась сильнее. И если французскому и британскому правительствам нужно было подтверждение советской решимости и военной мощи, то они его получили.48
К несчастью французам и англичанам не нужно было таких подтверждений; они искали только путей избежать войны с нацистской Германией, даже ценой Чехословакии. В начале сентября Майский встретился в сэром Хорасом Вильсоном и нашел его в настроении унылом и пессимистичном. Он уже вовсе не был так уверен, как весной, отмечал Майский, в достижении быстрого соглашения с Гитлером и Муссолини. «Эти диктаторы, — сетовал Вильсон, — очень трудный народ». Не говоря уже о том, что Вильсон был «почти в панике», не зная, какой еще пакости ждать от Гитлера. «Отсюда готовность Вильсона откупиться от Германии любой ценой». Майский указал на опасность установления нацистской Mittel Europa в случае падения Чехословакии, что явилось бы гораздо большей опасностью для Франции и Британии, чем для Советского Союза. Вильсон не был склонен обсуждать это, а Чемберлен вообще не верил в достоверность таких предположений. Он считал, что нацистской экспансии на восток следует бояться прежде всего Советскому Союзу, и такая перспектива вовсе не волновала премьер-министра. Во всяком случае, Вильсон не знал, стоит ли Британии бросать открытый вызов Гитлеру сейчас, из-за какой-то гипотетической опасности, которая могла возникнуть несколько лет спустя. Такая перспектива была Вильсону «страшна», и он еще долго не мог прийти к какому-то определенному мнению по этому вопросу.49 Все эти вести не вызвали в Москве особой радости, хотя и сюрпризом тоже не явились.
Не лучше были вести и из Франции. Может, это было игрой, может — настоящей нервозностью, вызванной страхом, но Бонне продолжал настаивать на том, чтобы Советский Союз четко разъяснил, что он собирается делать в случае нападения на Чехословакию. Его упрямство, которое по сей день толкуется весьма противоречиво, буквально свело на «нет» серию важных встреч, которые произошли в конце августа и в начале сентября, когда чехословацкий кризис уже подходил к своей развязке. В самом конце августа германский посол в Москве, Фридрих Вернер фон дер Шуленбург явился к Литвинову как бы с протокольным визитом, но на самом деле с целью обсудить очень важные вопросы. Он почти сразу же поставил вопрос о чехословацком кризисе и пожелал узнать о намерениях Британии, Франции и Советского Союза в этой связи. «Я твердо говорил ему, — вспоминал Литвинов, — что чехословацкий народ как один человек будет бороться за свою независимость, что Франция в случае нападения на Чехословакию выступит против Германии, что Англия, хочет ли этого Чемберлен или нет, не сможет оставить Францию без помощи и что мы также выполним свои обязательства перед Чехословакией».50 Крофта передал заявление Литвинова своим послам в Лондоне и Париже, таким образом о нем и узнал Бонне. Тогда он направил Пайяра, временного поверенного во французских делах в Москве (Кулондр был тогда в отпуске) за разъяснениями к Литвинову.51
С этой целью 29 августа Пайяр встретился с Потемкиным. Заместитель наркома заявил, что Литвинов «счел целесообразным» выразить свое мнение о возможных последствиях германского нападения на Чехословакию. При этом Потемкин осмотрительно избежал ссылок на замечания Литвинова касательно британской помощи, нравилось это Чемберлену или нет. Как передает Пайяр, Литвинов просто подтверждал этим, по словам Потемкина, свою давнюю позицию. Когда Пайяр выразил надежду, что Гитлер все же не развяжет в Чехословакии войны, Потемкин ответил, что позиция Гитлера будет базироваться на оценке возможного противостояния его планам. И об этом тоже давно уже говорил Литвинов.52
Получив более серьезные свидетельства усиления напряженности вокруг Чехословакии, Бонне, следуя своей манере вести дела «по-семейному», в узком кругу, вновь дал Пайяру указание встретиться с Литвиновым и спросить, что предполагал делать по этому поводу Советский Союз. Бонне поручил ему передать, что французский посол в Берлине проинформировал германское правительство, что в случае нападения на Чехословакию Франция будет считать долгом чести выполнить свои договорные обязательства. Усиленные военные приготовления позволяли предположить, что она сможет осуществить нападение уже в сентябре. И что оставалось делать советскому правительству, поставленному перед фактом, что польское и румынское правительства не собираются обеспечивать Красной армии никаких прав прохода? «Несмотря на все его усилия» Бонне не удалось получить от них положительных ответов, а польское правительство вообще категорически заявляло, что будет препятствовать любой попытке такого прохода. 1 сентября Пайяр изложил все это Потемкину, который никак не прокомментировал услышанное, сказав только, что передаст всю информацию высшему руководству.53
На следующий день, 2 сентября, Пайяр встретился с Литвиновым, чтобы передать официальный запрос Бонне. Согласно отчету Литвинова об этой встрече, он ответил на этот запрос в том духе, что Франция обязана помогать Чехословакии вне зависимости от действий Советского Союза. А если советская поддержка так важна для Франции, то у советского правительства больше прав спрашивать, что собирается делать Франция. Еще Литвинов сказал, что если Франция поддержит Чехословакию, то Советский Союз выполнит свой обязательства по договору с полной решительностью, используя все возможные средства. В
