– Я намерена дать мое первое интервью за все эти месяцы. Говард Остин в конце концов уговорил меня принять его. Он обещал, что сам напишет это интервью, и оно не будет сволочным. Я иду на это только для того, чтобы сделать рекламу фонду имени Элистера – антинаркотическому центру.
Реджи и Макс переглянулись.
– Антинаркотическому центру? – эхом отозвался Реджи. – Хм, великое паблисити, да? Великое для твоего имиджа, да? Снова собираешься стать королевской болячкой в заднице, Мак?
Маккензи в ярости обернулась к нему:
– А тебе что за дело до этого? Я делаю это в память об Элистере. Чтобы его сын мог гордиться им…
– Но это не слишком тактично! – сказал Реджи. Подошел лифт и они вошли в него. – Наркотики! Злоупотребление ими! Люди слышат эти слова, и они думают…
– Кому какое дело, что они думают? – вскричала Маккензи.
Они спустились на цокольный этаж и стояли раздраженные в холле, пока Макс доставал ключи.
– Подбросить тебя домой? – спросил он Маккензи.
– Я пройдусь, тут всего несколько кварталов.
– Уже ночь, как ты пойдешь одна?
Она обернулась к ним обоим, сверкнув глазами:
– Я ничего не боюсь! Вы это можете понять? Мой муж умер у меня на руках! Чего мне еще бояться после этого? Если кто-нибудь захочет дать мне в морду, пусть попробует! Я ему не завидую! Я сейчас так себя чувствую, что сама готова дать кому угодно в морду!
Она помчалась вниз по Мэдисон, а ее братья мрачно смотрели друг на друга. Макс что-то пробурчал, когда наклонился, чтобы запереть тяжелые, из цельного толстого стекла двери.
– С теми четырьмя дизайнерами, что она наняла, все шло гладко, – сказал он. – Они делали, что им говорили. Она же всегда находит что-то, из-за чего можно взбеситься, и ради этого чего-то мы должны отрывать от себя все больше денег. Теперь это шелк и кашемир!
Реджи сделал смиренное лицо. Они пошли к машине.
– Реджи, – повернулся к нему Макс, – а мы в самом деле нуждаемся в ней? Действительно ли так хороши эти новые дизайны, и будут ли они продаваться?
Реджи пожал плечами.
– В один прекрасный день это прояснится. – Он вскрыл пачку и сунул сигарету в зубы. – Мы должны будем выяснить это, потому что мое нутро не может переварить все неприятности. У меня хватает других проблем, вроде производства и доставки, и меня сейчас это заботит больше, чем леди Маккензи с ее трахнутыми наркотиками, шелком и кашемиром.
– Если мы когда-нибудь попробуем убрать Маккензи, это убьет маму, – заметил Макс.
– Маму должно было убить то, что в семье появился ребенок от гоя, но она пережила это, – сказал Реджи, хихикнув. – Если Маккензи снова начнет встречаться с Эдом Шрайбером, а эти двое всегда лезли друг на друга, у нас будут большие неприятности. Он забьет ей голову дорогостоящими идеями. Так что самое время, чтобы разобраться: «Голд!» нуждается в леди Маккензи или наоборот!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Корал уговорили задержаться в «Дивайн» до середины сентября, хотя ее фамилия должна была оставаться на титульном листе журнала до конца года.
– Для сохранения преемственности, – настояла Донна Брукс.
Но мир моды загудел от этой новости. «Лейблз» писал:
«О главном редакторе какого из самых престижных журналов в мире моды поговаривают, что ее дни за редакторским столом сочтены? Новость держится в секрете, чтобы не отпугнуть рекламодателей, но издательский мир размышляет…»
Уэйленд озадаченно разглядывал заметку. Неужто осень наступит так быстро? Так бесповоротно? Он испытал укол сожаления о всех хороших днях с Корал. С Донной Брукс так интересно уже не будет, ей до Корал далеко. Едва он подумал об этом, как на его столе внезапно зазвонил телефон.
– Уэйленд? Это Донна… Донна Брукс.
– Я только что думал о вас! – ответил он. – Словно колдовство. Эта заметка в «Лейблз»… она…
– Да, она о Корал. Вы должны знать это, потому что я хочу организовать следующее награждение в «Дивайн» за достижения в моде вместе с вами. Я намерена сохранить сотрудничество с «Хедквотерз» и между нами, еще более тесное! Надеюсь, вы согласны?
– Разумеется, Донна! Я как раз подумал сейчас, как много интересного мы сделаем вместе, когда вы примете журнал! Мне всегда нравилась ваша работа в «Дивайн» – у вас великолепный вкус!
– Спасибо, Уэйленд. Но, пожалуйста, держите пока все это при себе. У бедняжки Корал сейчас достаточно трудное время и без того, чтобы об этом знала вся Седьмая авеню. Я полагаю, что награды в этом году будут присуждены немного позднее, но я решила сохранить их…
– А кто определяет победителя?
– Я, разумеется.
– Ну какой-нибудь намек, кто это может быть? У меня есть предчувствие, что вы наметили Маккензи Голд…
– Что ж, раз вы так любопытны, я скажу вам: я дам награду Анаис Дю Паскье. Вы должны будете
