отвернулась.
Неорганизованная толпа просачивалась мимо уставшего организатора. Майя назвала свое имя и была направлена в комнату «А-2». Скоро она затерялась в толпе студентов, которая буквально принесла ее к лестничной клетке и целому лабиринту комнат.
Высокий парень легко дотронулся до ее руки.
– Потерялась? – спросил он.
Она вспомнила, что видела его на улице, когда он рассматривал школу. Она улыбнулась, глядя в его озабоченное лицо.
– Я – Дэвид Уинтерс, – сказал он и протянул руку.
– Майя Стэнтон. – Они пожали друг другу руки. – Мне велели идти в комнату «А-2».
– Мне тоже. – Он повел ее по коридору, спросив: – Будешь учиться три года?
– Может быть, два. А ты?
– А я хочу пройти полный курс – три года… если хватит денег. Я буду получать стипендию, но ведь приходится платить за жилье и тратить деньги на питание.
– А родители помогают?
– Мама пытается. А отец умер. Он бы никогда не согласился на мою учебу. Он твердил: «Мой сын не будет каким-то чертовым модельером!»
– Большинство великих модельеров – мужчины, – сказала Майя.
Он открыл дверь комнаты «А-2», и Майя почувствовала гордость от того, что входит в класс вместе с ним. Учитель нашел в списке их фамилии, велел сесть на табуреты и рисовать, пристроив на коленях доски для рисования. Натурщицей была девушка в японском кимоно.
– Передайте качество шелка, складки кимоно, – велел учитель. Когда натурщица принимала позу, дверь студии открылась и вошла Маккензи Голдштайн. Ее шляпа с вуалью и длинная юбка выглядели смешно, но Маккензи носила свой наряд с некоторым изяществом. Все подняли глаза и стали ее рассматривать, кроме Майи, которая сосредоточенно рисовала. Найдя табурет, Маккензи приступила к работе.
Во время перерыва в половине двенадцатого Дэвид наклонился к Майе.
– Хочешь посмотреть столовую? – спросил он.
– Я подожду до ленча, но все равно спасибо.
Он ушел, а она просматривала восемь рисунков, которые уже успела сделать.
– Вот так сюрприз! – театрально воскликнула Маккензи и усмехнулась. Майя пристально посмотрела на нее. – Ты меня помнишь, да? Маккензи Голдштайн? О, Боже, ты должна помнить, из-за тебя у меня было много неприятностей.
Майя покачала головой.
– Из-за тебя у меня было еще больше неприятностей!
– Правда? – Маккензи поставила руки на бедра. – Это была твоя идея – позвонить мне, помнишь? – Майя почувствовала, что ее щеки пылают. – Послушай, если я могу по-дружески относиться к тебе, ты, по крайней мере, можешь по-дружески относиться ко мне? Мои друзья называют меня Мак. – Маккензи протянула ей руку. Майя осторожно взяла ее. – Отлично! – Маккензи широко улыбнулась и пожала руку. – А теперь, поскольку я твой друг, моя первая обязанность посоветовать тебе не влюбляться в мужиков. Это ведет только к жестоким разочарованиям.
Майя сдержала желание схватить Маккензи за горло.
– Послушай, занимайся своим делом! Он не мужик, и я в него не влюбилась. Я только познакомилась с ним.
Маккензи покачала головой и вынула угольные карандаши из своей сумочки.
– Боже, какая ты еще зеленая! – сказала она и начала их точить. Закончив это дело, она вытащила огромную старинную заколку для шляпы, а потом сняла свой головной убор. У нее было круглое лицо и почти восточные глаза, раскосые и озорные. Она короче подстригла волосы, и они торчали, словно коричневые шипы.
– Думаю, эта шляпа была ошибкой, – сказала она и искоса посмотрела на Майю. – Но я, по крайней мере, не выглядела, как все.
– Это для тебя так важно?
– Конечно! – вскрикнула Маккензи. – Именно в этом и заключается стиль! – Несколько девушек, хихикая, вышли из комнаты. Маккензи посмотрела им вслед и повернулась опять к Майе. – Ты знаешь, что твоя мать водила меня на ленч в какой-то шикарный ресторан, когда было объявлено, что я победила? Это тоже был как бы приз. Я восхищаюсь твоей матерью! Я еще таких элегантных женщин никогда не встречала…
– Послушай, не говори никому здесь, что она – моя мать, Маккензи, – прервала ее Майя. – Ладно?
– Хм-м-м… почему? Стыдиться тут нечего.
– Она выгнала меня из-за этой истории с тобой.
– Ты не шутишь? И где же ты живешь? Нигде?
– У друга.
– Ты – его любовница?
– Конечно, нет. Он мне как дядя. Он – один из моих самых старых друзей.
