Дэн повернул к ней экран, и она снова начала смеяться. С экрана на нее смотрела семья Холтов в полном составе. Они были сфотографированы на фоне вокзальной площади в городе Омске. Одеты они были в одинаковые парки, и у всех на лицах сияли одинаковые улыбки. Они были похожи на команду великанов, готовых покорять снежные вершины в пятидесятиградусный мороз. Это был шедевр. Смесь монументального искусства и героического эпоса. Если не считать, что вокруг ярко светило солнце и прохожие были одеты в легкие свитера и рубашки. Внизу под фотографией Гамильтон написал им письмо следующего содержания:
Это мама нацепила на нас такие дурацкие штуковины специально для семейного фото. Она сказала, что это для рождественской открытки. А ладно, мне все равно. Вообще-то в Сибири сейчас довольно тепло. Так что куртки мы сразу сняли. Папа пошел искать пирожки с мясом, а мама с близняшками отправилась искать душ. Я буквально только что смог подключиться к сети. Это вам не хухры-мухры, а тундра! Но я получил ваше письмо. Сейчас я в интернет-кафе. Я сразу узнал, где найти памятник этому Достровинскому. Имя такое — не выговорить, но зато его тут, и правда все, знают. Удивительная страна! И знаете что? Он, оказывается, тут прямо за углом! Везет же мне! Сейчас проверю, куда он смотрит, и сразу перезвоню вам. Мобильная связь тут паршивая. Но надеюсь, на улице будет лучше, хотя бы две черточки, и то хорошо. Чую добычу.
— Хаммер? Он что, издевается? — спросил Дэн.
— Не знаю, может, это его семейная кличка.
Дэн запихнул в рот последний недоеденный блин и, воинственно подняв кверху вилку, пробубнил:
— Смерть врагам! Хаммер выходит на тропу войны!
Они снова покатились со смеху, как вдруг телефон опять зазвонил.
— Кажется, лучше ответить, — упавшим голосом сказал Дэн.
Эми взяла трубку. «Неизвестный номер». Ладно, пора собраться духом и поговорить.
— Алло? — сказала она.
— Эми? Это ты, Эми? — на всю комнату закричала Нелли.
— Это я! С нами все в порядке!
— Очень, очень хорошо! А где Дэн? Он с тобой? Что с ним?
— Пока ничего, но если он съест хотя бы еще один блин, то дальше не знаю.
— Я чуть с ума не сошла из-за вас. Саладин тоже все время плачет. Он скучает и по тебе, и по Дэну. Какая Россия? Вы что, издеваетесь? Как вы только посмели?
— А как Саладин? — спросил Дэн.
Эми отмахнулась от него, продолжая говорить с Нелли.
— Не знаю, что на вас нашло! Сидите на месте и никуда не двигайтесь! Я скоро приеду! Я уже купила билет в Москву, слышите? Где вы там? Где именно?
Эми быстро прикинула, сколько все это может занять времени. Из Москвы в Санкт-Петербург… наверное, ночь езды. Нет, это слишком долго.
— Мы сейчас в Санкт-Петербурге, но мы не можем сидеть целый день на одном месте. Мы должны двигаться дальше. Ты понимаешь, мы не можем ждать. Это гонка на время.
На телефоне появился сигнал, что кто-то звонит по другой линии. Эми взглянула на экран. Это был Гамильтон Холт.
— Слушай, Нелли. Я сейчас должна идти… Ты приезжай в Москву, а мы позвоним тебе, как только сможем. Давай, держись.
— Ни в коем случае! Оставайтесь на…
Эми переключила телефон на другую линию. Оттуда раздался голос Гамильтона. Он так громко вопил в трубку, что его было слышно даже на другом конце комнаты.
— Я вижу! Я вижу то, на что смотрит этот знаменитый чувак!
— Молодец, Гамильтон. Ну? Что это? Говори, на что он смотрит?
Дэн сел рядом с Эми и поднес ухо к трубке, чтобы все слышать.
— Папуль! Я нашел это!
Раздался шум, звуки возни, и детям показалось, что Эйзенхауэр Холт хочет отобрать у сына трубку. Где-то рядом проорала Мэри-Тодд: «Эй, а ну-ка оставь эту куртку!» Рейган и Мэдисон тоже что-то кричали.
— Он смотрит на землю! — завопил Гамильтон. — На булыжники! Вот! На одном из них что-то написано! Так, сейчас посмотрю…
— Гамильтон, что там написано?
— Вот! Здесь написано: «Игральная Алексея», а рядом нарисован какой-то символ, что-то вроде такого кристалла или шестигранника.
— А ты Кабра ничего не говорил?
— Этим лузерам? Да ни за что, — ответил Гамильтон.
— Умница, Гамильтон! Ты просто молодец! У тебя получилось! Так… жди дальнейших инструкций.
— Сработало, пап! Йо, пап! А дальше я пока ничего не знаю, пап! Хаммер Холт прерывает сеанс связи!
Телефон затих, и Эми бросилась к себе в комнату и схватила русский путеводитель.
— Это подтверждает мои предположения, — сказала она, перелистывая страницы книги. — Так. Вот оно!
Она подняла на Дэна сияющие глаза:
— Пакуй чемоданы, Дэн. Мы едем в загородную резиденцию русских царей!
Глава 8
Эми Кэхилл пришлось за свою жизнь испытать немало: с тех пор, как они с Дэном стали участниками состязания за тридцать девять ключей, их не раз обворовывали, прослушивали, предавали и использовали в своих целях. Но продажными таксистами она была сыта по горло.
— Есть идея получше, — сказал Дэн.
Он нацепил на себя парик, усы и очки в стиле шестидесятых и прямиком направился к окошечку банка внизу гостиницы. Перед собой он держал американский паспорт и карточку «Visa Gold» в качестве пропуска во взрослую жизнь.
— Мне нужны наличные. Я могу снять их с этой карты?
Эми подавила смешок. Неужели Дэн настолько наивен, что думает, будто он имеет право распоряжаться этим счетом, как хочет?
— За операции по снятию наличных с американских карт наш банк берет тысячу рублей комиссионных, — ответили ему в кассе.
Тысяча рублей по современному курсу составляла чуть больше тридцати долларов, что для Эми, во всяком случае, было немало. Но с другой стороны, какая теперь разница, когда они уже потратили больше двух тысяч долларов.
— Ничего страшного, — ответил Дэн. — И кстати, не забудьте еще тысячу рублей себе за обслуживание. Попробуйте снять тысячу баксов. Если получится… Я впервые за долгое время оказался в отпуске, так что пришлось покутить слегка. Не знаю даже, что там осталось…
Дэн непринужденно рассмеялся, словно ему было абсолютно все равно. Но Эми прекрасно знала, что дома им приходилось экономить каждый цент.
— Э-э-э… у вас все в порядке, старина, — ответил кассир, словно они были старыми друзьями. — Ваш баланс составляет шесть тысяч долларов. А на счету у вас сорок четыре тысячи. Вы нисколько не превысили свой лимит, уверяю вас.
«СОРОК ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ!» Дэн чуть не поперхнулся от удивления. На радостях он снял еще сто тысяч
