— Черт тебя побери! — вырвалось у Никки. Ярость, боль, любовь охватили ее с такой силой, что ей казалось, будто она вот-вот умрет. Решительно прошествовав на середину комнаты, Никки остановилась, сжав ладони. — Неужели мы всегда будем так общаться?
Такого жесткого и отталкивающего взгляда она у Харпера не видела ни разу. Он резко сказал:
— Избавь меня от твоих необдуманных обвинений. У меня сложилось впечатление, что употреблять слово «мы» больше неуместно.
— Избавить тебя?! — воскликнула Никки, стремясь во что бы то ни стало достучаться до него. — Я не стану тебя щадить! Тебя ничто не удовлетворяет! Ты всегда отталкиваешь меня! С какой стати я буду тебя щадить?
Харпер вскочил с быстротой змеи, готовой к атаке. Тут Никки испугалась. Куда только подевались его холодность и самообладание! Слова прозвучали беспощадно:
— Если ты пришла нарываться на скандал, то, видит Бог, я вышвырну тебя из моего дома!
— Вышвыривай! — в ярости закричала она и прижала кулаки ко лбу. — От этого я не перестану любить тебя! Для этого тебе придется вырвать мне сердце!
Ее слова прозвучали в комнате как свист хлыста. Харпер вздрогнул. Так вздрагивает дуб под топором дровосека. Никки показалось, что он сейчас схватит ее и действительно вышвырнет — не только из дома, но и из своей жизни. Этого пережить она не сможет. Потрясенная, ничего не видя кругом, она бросилась к двери, чтобы уйти самой, но наткнулась на косяк.
Со стоном и щемящей тоской Харпер воскликнул:
— Почему ты бросаешь меня?
Она уткнулась лицом в дверь и прорыдала:
— Я решила уехать, пока ты сам меня не выгнал.
— Выгнал! — Никки почувствовала, что он подходит сзади, и, вздрогнув, отпрянула. Он неуверенно провел руками по ее спине, плечам, шее, волосам. — Шшш, любимая, — прошептал он. — Нет. Как ты могла такое подумать? Я даже не знаю, смогу ли я тебя отпустить.
Он пытался лаской успокоить ее, но Никки не могла унять рыдания и дрожь.
— Но я слышала, как ты разговаривал в воскресенье с Хелен и она сказала… что я для тебя неподходящая пара и что я…
— Господи! — Он повернул ее лицом к себе и прижал к груди крепкими, как сталь, руками. Голова ее лежала у него где-то под подбородком. — Никки, Никки, ты все не так поняла. Не плачь — твои слезы разрывают мне сердце, — а послушай меня. Мы с мамой говорили о Гейл, а не о тебе. Когда в прошлом месяце я поехал с Гейл в Лондон, то тогда уже заподозрил что-то неладное, но ты не хотела ничего говорить, поэтому я расспросил ее. Она кое-что рассказала мне, не все, но этого было вполне достаточно, чтобы понять суть происшедшего между вами. Я понятия не имел о ее надеждах на наши дальнейшие отношения. И не представлял, что она настолько цинична. Я как раз объяснял маме, что должен прекратить дружбу с Гейл, поскольку мамины отношения с семейством этой особы стали натянутыми.
— Но она… сказала, что это так не может продолжаться, а ты сказал, что должен что-то предпринять… но я не помню что, — сдавленным голосом произнесла Никки, уткнувшись носом в его теплую шею.
Она едва сознавала, что говорит, так как всецело сосредоточилась на надежности его объятия и на том, как ей удобно стоять, прижавшись к нему, ощущая ласковую ладонь, обхватившую ее затылок. Она обвила руками его талию, твердую как монолит.
Никки почувствовала, как он вздохнул.
— Глупышка, — сказал Харпер сердито и в то же время нежно. — Я как раз кончил говорить о том, что из-за Гейл и у нас с тобой напряженные отношения. Я хотел, чтобы ты сама объяснилась со мной, но ты ведь самое упрямое существо на свете. Мама беспокоилась о тебе, вот и все.
— Ты мог бы сказать мне об этом, — взволнованно ответила Никки. — А ты, кажется, сообщил об этом всем, кроме меня.
Он откинул назад ее голову, чтобы заглянуть в лицо, и в его голосе она услышала всю невысказанную любовь, и та же любовь в десятикратном размере светилась в его темных глазах, горевших словно маяки.
— Как же я мог тебе это сказать? — мягко спросил он. — Все произошло так быстро, мы неслись вперед как на гонках. Тебе пришлось со стольким справляться: твоя работа, это ужасное нападение на тебя. Я — твой первый в жизни мужчина. Ты ведь могла принять за любовь чувственное влечение. А то, что мы стали друзьями, лишь все осложнило.
— Нет, — прошептала она, в знак протеста качая головой и чувствуя, как волосы скользят между его пальцев. — Наша дружба все прояснила. Я не просто влюблена в тебя, а люблю всем сердцем, душой и телом.
Строгие черты смягчились, и на Никки смотрел ясноглазый и молодой Харпер.
— Я понял, что люблю тебя, в тот день, когда вошел в контору Питера, а ты удивленно взглянула на меня и вся твоя чистая душа отразилась в этих неповторимых голубых глазах. А потом, — усмехнулся он, — я стал бороться со своей любовью, и это оказалась проигранная битва, потому что я боролся сам с собой. Я безумно хотел тебя, это стало моей болью, но, черт возьми, у меня ведь столько обязанностей: работа, люди, с которыми я связан, Чарлз, а ты…
— А я буду либо твоей безумно счастливой женой, либо несчастной без тебя, — сказала Никки, и ее лицо исказилось в такой тоске, что он тут же нагнулся и поцеловал нежные, тянущиеся к нему губы. — Харпер, Джонни сказал, что ты собирался сделать мне предложение, а ты снова начинаешь возводить между нами преграды, — простонала она, припав к его рту. — Если это произойдет, я никогда тебя не прощу.
— Нет, — сказал он, водя пальцами по ее щекам, подбородку, тонкой и такой трогательной шее. — Никаких преград между нами нет. Я это признаю, раз ты, такая мудрая и юная, так считаешь. Мы настолько сблизились, что быть без тебя — это все равно что оторвать от себя часть.
Никки поймала его руки и поцеловала.
— Мне жаль, что я так огорчила Чарлза, — тихо произнесла она.
Харпер негромко рассмеялся.
— В мое отсутствие у вас появились свои секреты. Господи, да вас нельзя надолго оставлять одних. Кто-нибудь из вас обязательно набедокурит. Этот негодник заявил, что поссорится со мной навсегда, если ты не будешь жить вместе с нами.
— Ох! — Никки закрыла глаза, испуганная и тронутая словами мальчика. — Мне надо скорее поговорить с ним. Харпер, а насчет Джонни…
Харпер подавил смех и прижался лбом к ее лбу.
— Тут я не рассчитал, — сказал он. — Но поскольку я уже был в Нью-Йорке по делам, мне показалось разумным познакомиться с твоей семьей и заявить о своих намерениях в отношении тебя, чтобы они наконец смирились с мыслью, что ты, возможно, никогда не вернешься в Штаты. Но, к моему ужасу, твой брат настоял на том, чтобы вернуться в Англию вместе со мной. Весь обратный путь я сильно нервничал. Я хотел сначала переговорить с тобой и все объяснить, но мне не удалось.
— Господи! — вздохнула Никки и, поцеловав его, раскаялась в своих подозрениях. — Все было бы прекрасно, если бы не столько недоразумений.
— Твоя семья, возможно, так и не простит меня, — сказал Харпер, гладя ее губы кончи-ками пальцев. — Твой брат весьма решительный молодой человек и очень мне нравится.
— Моя семья — это ерунда, они просто любят во все вмешиваться. Ты тоже ему понравился, — заметила Никки, и вдруг ей пришла в голову мысль, от которой она начала смеяться. — Давай продолжим список «недовольных». Питера хватит удар, когда он обо всем узнает. Он очень расстроился из-за твоего портрета. Мы как бы. оттеснили его на задний план.
На это Харпер решительно ответил, хотя лицо у него светилось улыбкой:
— Он смирится с неизбежным. А что касается этого чертова портрета, то, пожалуйста, не мучай себя больше, любовь моя, — он того не стоит.
— Что? — удивилась Никки, но потом вспомнила их разговор в воскресенье вечером. — Я тогда говорила не о портрете, а о тебе самом. Но портрет — это лучшее, что я когда-либо сделала.
