одежде поделать было ничего нельзя.
Вновь опустившись на колени, Сьюзен с отчаянием смотрела на большого беззащитного мужчину, лежащего без движения, и кляла себя за то, что не бросилась ему на помощь сразу.
Его жизнь была теперь в руках Господа.
Сьюзен стиснула ладонь Чейза и прошептала:
— Я сделала все, что могла, Чейз Маккейн. Так что, не смей умирать. Учти, если ты умрешь, я тебе этого никогда не прошу.
Сьюзен даже страшно было подумать, что она никогда не увидит его улыбки и не услышит больше его чудесного глубокого голоса. Как ей хотелось, чтобы он снова назвал ее Зеленоглазкой! Если Чейз умрет, она никогда больше не увидит и этой особенной искорки в его темно-синих глазах! Интересно, замечали ли эту искорку другие женщины?
Весь остаток утра Сьюзен сидела подле Чейза в надежде, что он вот-вот откроет глаза. Но Чейз едва дышал и не шевелился.
Когда солнце стояло уже высоко в небе, Сьюзен отыскала у Чейза в мешке котелок, положила в него тушку кролика и вылила остатки воды. Меньше всего на свете ей хотелось это делать, но бульон — лучшее, что можно было придумать сейчас для Чейза.
Вскоре от бульона пошел такой аромат, что у Сьюзен потекли слюнки и неприлично забурчало в животе. Она тихонько поблагодарила Чейза: ведь это он добыл им пищу — что бы она сейчас без нее делала? Впрочем, еда досталась слишком дорогой ценой.
Весь длинный, скучный, жаркий день Сьюзен провела рядом с Чейзом, постоянно стараясь поддерживать тень — еще не хватало, чтобы он получил солнечный удар — и не сводя с него глаз. Она все ждала, когда же он наконец проявит хоть малейший признак жизни. Сьюзен несколько раз осматривала его рану. Это место было по-прежнему распухшим и красным, но чистым.
Наконец Сьюзен сняла туфли. Теперь уж ясно, что они никуда сегодня не пойдут, и она решила дать сбитым, усталым ногам возможность отдохнуть. В глубине души Сьюзен радовалась тому, что идти не придется. «Все же нет худа без добра: ноги подживут, плечо, может, тоже», — утешала она себя. Однако она многое отдала бы сейчас за то, чтобы Чейз вновь был здоров!
Сьюзен оторвала от нижней юбки еще одну длинную полоску ткани и сделала из нее перевязь для руки. Теперь плечо болело гораздо меньше.
Ближе к вечеру, когда Чейз оказался в тени камней, Сьюзен решила отправиться на поиски воды. Идти босыми ногами по раскаленному песку оказалось невыносимо, и Сьюзен стала выбирать места потенистей. Но нигде не было ни малейшего признака воды, только кактусы и камни, и снова камни и кактусы. А еще повсюду — ослепительный горячий песок пустыни. Сьюзен попалось по пути несколько заброшенных шахт, но каждую из них она обходила, что называется, за милю.
Сьюзен отошла довольно далеко, как вдруг ощутила внезапно нахлынувшее беспокойство за Чейза и кинулась обратно. Почему-то ей показалось, что над ним нависла страшная опасность. Она спешила как могла — то бежала, то шла, прихрамывая.
Еще издалека она с ужасом увидела, что на груди у Чейза сидит огромный черный гриф.
— О, Боже! — вырвалось у Сьюзен.
Неужели он уже выклевал ему глаза? Его прекрасные синие глаза! Завизжав от ужаса, Сьюзен бросилась к Чейзу, изо всех сил размахивая руками, пытаясь согнать отвратительную птицу.
— Пошла отсюда, гадкая, мерзкая тварь! — кричала девушка.
Гигантская птица смотрела на нее в пол-оборота, склонив на бок блестящую иссиня-черную голову. Было ясно, что ее ни капли не испугали ни крики Сьюзен, ни ее взмахи руками. Но так или иначе, когда Сьюзен подошла к ней совсем близко, птица поднялась и перелетела на большой камень, всего в нескольких шагах от Чейза, и вновь нагло посмотрела на девушку.
— Пошла отсюда! — изо всех сил закричала Сьюзен, но птица даже не дернулась.
Сьюзен бросилась к Чейзу: спасибо, Боже, он остался цел и невредим. Сьюзен швырнула в птицу сначала один камень, затем другой, но гриф лишь ловко отскакивал, уворачиваясь, но не улетал.
А хуже всего было то, что уже начинало темнеть.
Взглянув сначала на безжизненное тело Чейза, затем на черные тени, постепенно окутывающие лагерь, Сьюзен почувствовала себя такой же одинокой и брошенной, как в ту первую ночь, когда Чейз оставил ее среди пустыни. Неужели ей предстоит еще одна такая ночь?
Солнце тем временем уже скользнуло за горизонт. Ужас охватил душу Сьюзен, а мертвая тишина до боли резала слух.
А птица не сводила с нее глаз.
Она ждала.
11
Сидя подле Чейза, Сьюзен смотрела только на огонь — смотреть в темноту ей было невыносимо страшно — и все думала, что же с ними будет. Впрочем, ей настолько хотелось пить, что эта мысль почти затмевала все остальные. Не считая, разумеется, беспокойства о Чейзе.
Обернувшись, Сьюзен с радостью обнаружила, что гриф наконец улетел. Спасибо, Господи! Сьюзен вздохнула с облегчением. Одной проблемой стало меньше.
Но радость ее оказалась преждевременной. Отвратительная птица сидела теперь в тени, на огромном кактусе, будто поджидая, когда же наконец умрет Чейз. А потом — Сьюзен.
При мысли об этом девушка вздрогнула. Страх смерти заполз ей в душу, буравя, словно червь. Дрожа, она с тоской думала о том, что может стать жертвой жестокой судьбы.
А птица тем временем принялась выклевывать колючки из огромного бочкообразного кактуса. Сьюзен глядела, не отрываясь, как острый клюв впивается в толстую кожу растения. Гриф поднял голову и посмотрел прямо на Сьюзен, точно хотел сказать: «На-ка вон, погляди!» Затем, к ее величайшему удивлению, птица откусила от кактуса кусок и, проглотив его, насмешливо взглянула на девушку своими похожими на бусины глазами.
— Что ты делаешь? — Сьюзен даже подскочила от удивления. — Разве это едят?
Она зажгла фонарь и, взяв в руки нож Чейза, подошла поближе к растению. Гриф взмахнул крыльями и перелетел на камень, откуда, нагнув на бок черную голову, внимательно наблюдал, как Сьюзен проделывает в кактусе ножом дыру.
Каково же было удивление Сьюзен, когда из-под кожи грозного растения брызнула белая, похожая на молоко жидкость!
Если птица пила ее, то почему ее не могут пить они с Чейзом? Но, с другой стороны, грифы и тухлое мясо едят, а для людей оно все равно что яд.
Может, все же попробовать? Ведь если они не найдут в ближайшее время жидкости, им грозит верная смерть! Сьюзен с любопытством намочила палец в белом молочке, облизала и поморщилась от горечи. Она тут же вспомнила случай из детства, когда кузина угостила ее соком из стеблей одуванчика. Как же было горько и обидно маленькой Сьюзен! Но теперь эта горечь была на вес золота.
Боясь потерять хотя бы каплю драгоценной жидкости, Сьюзен бросилась к костру, схватила пустую флягу и стала завороженно смотреть, как белое молоко льется в нее тонкой струйкой.
Впервые за целый день Сьюзен рассмеялась:
— Подожди, Чейз! Когда ты это попробуешь, ты непременно проснешься.
Не обращая внимания на птицу, Сьюзен принялась проделывать другую дыру. Дело шло медленно, к тому же плечо и рука Сьюзен безумно устали держать флягу, и скоро она сдалась. Да и пальцы ее были уже порядочно исколоты шипами кактуса и кровоточили.
Сидя подле Чейза, Сьюзен облизывала пораненные пальцы и смотрела в раздумье на короля пустыни. Должен быть какой-нибудь более простой способ добывания жидкости!
Взяв нож, Сьюзен вернулась к кактусу, срезала верхушку — всего дважды уколов при этом палец — и с радостью увидела, как из мясистого кактуса мгновенно засочилось молоко. Отрезав от кактуса несколько
