Батый

того, ввиду чрезвычайной ситуации, нависшей над страной, был созван съезд князей, баронов и епископов Венгерского королевства для обсуждения дальнейших действий и собраны в одном месте «все лучшие силы венгерского войска». На помощь королю Беле прибыл с войсками и его младший брат и соправитель, король Хорватии и Далмации Коломан (Кальман). Светские и церковные магнаты «начали обдумывать общий план действий, потратив немало дней на рассуждения о том, как бы разумнее встретить приближавшихся татар, — свидетельствует хорватский хронист архидиакон Фома Сплитский. — Но так как разные люди имели разные мнения, то они и не пожелали прийти к какому-либо единодушному решению»³².

По словам архидиакона Фомы, именно во время этого съезда знати и было получено известие о вторжении татар в Венгерское королевство. В действительности же татары и здесь предпочитали не спешить. Венгрия отнюдь не являлась единственной целью их экспансии в Центральной Европе. Просто в отличие от большинства других европейских народов венгры были хорошо известны в Монголии. Бывшие кочевники, некогда пришедшие на Дунай с Урала, они давно осели на землю, приняли христианство и сделались неотъемлемой частью латинского мира. Но занимаемые ими земли представляли собой западную оконечность сплошной степной зоны Евразии, а потому неизменно привлекали к себе обитателей степей — начиная по крайней мере с вождя гуннов Аттилы. В этом отношении Венгрия не могла не привлекать и Батыя — прежде всего как удобная база для дальнейших действий его конницы в Европе³³. Ибо целью его похода — напомню ещё раз — изначально признавались все те земли, «куда доходили копыта» коней его войска, то есть фактически весь мир.

Удар по Венгрии монголы нанесли не сразу. Охват противника с флангов, перекрытие возможных путей отступления, недопущение соединения изначально разобщённых сил противника — всё это считают особенностями тактики монголов, и всё это в полной мере проявилось во время вторжения монгольского войска в страны Центральной и Юго-Восточной Европы. Широким бреднем, облавой проходя земли Западной Руси, силы Батыя рассредоточились на огромном пространстве, а затем соединились в несколько больших армий, которые и должны были нанести удары не только по самой Венгрии, но и севернее и южнее её, соответственно — по Польше (а затем Чехии и Моравии) и Трансильвании (Молдавии). Сам Батый командовал главной, центральной армией татар, нацеленной на Венгрию. Однако, как и в других случаях, он предпочитал выжидательную тактику. По словам венгерского хрониста Рогерия, современника событий, татары, «полностью опустошив Русь и Куманию (землю половцев. — А. К.), отступив, отошли от границ Венгрии на 4 или 5 дневных переходов, с тем чтобы при возвращении в эти места найти здесь продовольствие для лошадей и для себя и чтобы до венгров не дошли тревожные слухи»³⁴. Первыми, раньше Батыя, должны были начать боевые действия войска правого крыла монголов, которыми командовали сын Чагатая Байдар (проявивший себя в этой кампании выдающимся полководцем) и старший брат Батыя Орда. Им предстояло действовать в Польше — стране, которая и стала первой жертвой татарского вторжения в Центральную Европу. Левым же крылом монгольского войска предводительствовали сын Угедея Кадан, внук Чагатая Бури и действовавший ещё южнее сын Тулуя Бучек. Они должны были выступить позднее, одновременно с Батыем.

Вторжение в Польшу началось в январе — феврале 1241 года, то есть тогда, когда основные силы татар всё ещё разоряли города и земли Галицко-Волынской земли³⁵. В январе первыми из польских городов были захвачены и сожжены Люблин и Завихвост; следующий удар, в феврале, был обращён к Сандомиру, важнейшему центру на Висле, немного выше впадения в неё реки Сан. 13 февраля, в день Пепла (соответствующий среде первой недели Великого поста), город пал. Татары «опустошили и город, и Сандомирскую землю, не пощадив ни пола, ни возраста», — свидетельствует польский хронист³⁶. Известно, что битва за Сандомир была ожесточённой с обеих сторон, а в самом городе был убит один из татарских князей. Переправившись через Вислицу (приток Вислы), татары устремились к Кракову, главному городу так называемой Малой Польши, подвергая всё на своём пути жестокому опустошению. Войска краковского воеводы Владимира (Влодзимежа) и сандомирского Пакослава пытались остановить их у Хмельника, но были разбиты; впрочем, в ходе боёв погибло и немало татар из войска царевича Орды («…многие были приведены в замешательство и пали в битве в самом начале этой земли от рук поляков из княжеств Краковского и Сандомирского», — сообщал позднее польский монах- францисканец Бенедикт, один из спутников известного нам Плано Карпини³⁷). Краковский и сандомирский князь Болеслав, прозванный Стыдливым, бежал вместе с семьёй в Венгрию. 22 марта был взят и разорён Краков[15]. Татары сожгли краковский собор Пресвятой Девы Марии и увели в плен «бесчисленное множество жителей». В память об этом страшном событии осталась красивая легенда о краковском трубаче, первым заметившем неприятелей с башни краковского собора. Он заиграл сигнал тревоги, но был сражён вражеской стрелой, пронзившей ему горло. Этот старинный, внезапно обрывающийся сигнал (так называемый хейнал) и поныне звучит каждый час с башни Мариацкого собора в Кракове, а в 12 часов ежедневно разносится на всю страну по польскому радио как сигнал точного времени. «Таким образом, упомянутая часть татарского войска, опустошив Серадз, Ленчицу и Куявию, дошла до Силезии», — свидетельствует польский хронист, автор так называемой «Великопольской хроники» (XIII или XIV век).

Генрих II Благочестивый, князь Силезский, а также Великопольский и Краковский (1238–1241), считался в то время сильнейшим из польских правителей. Он заблаговременно начал собирать вокруг себя многочисленное войско, которое было разделено им на несколько отрядов³⁸. Первый составляли рыцари-крестоносцы (в том числе тамплиеры), а также «разговаривающие на разных языках добровольцы, собранные меж разных народов», и приданные им в помощь шахтёры-золотокопатели из города Злата Гора под общим командованием двоюродного брата Генриха князя Болеслава Щепёлки, сына бывшего моравского маркграфа Дипольда; второй — краковские и великопольские рыцари во главе с братом погибшего краковского воеводы Владимира Сулиславом; третий — рыцари из Ополья (Верхней Силезии) во главе с князем Мечиславом (Мешко); четвёртый — прусские рыцари, возглавляемые великим магистром Поппо. Кроме того, в распоряжении Генриха находились «силезские и вроцлавские оруженосцы, лучшие и знатнейшие рыцари из Великой Польши и Силезии и к тому же некоторое число других, нанятых за жалованье. Столько же было отрядов татарских, — повествует польский историк XV века Ян Длугош (пользовавшийся в том числе и не дошедшими до нашего времени польскими хрониками), — но значительно бoльших по численности, лучших по вооружению и военному опыту. И каждый из тех отрядов сам, в отдельности, превышал всё войско поляков». Генрих обратился за помощью и к королю Чехии Вацлаву, но тот на соединение с ним прийти не успел, опоздав к началу решающей битвы всего на один день. Оборонять свою столицу Вроцлав (по-немецки — Бреслав) Генрих не решился, и этот «прекраснейший», по выражению современника, город тоже был разрушен татарами³⁹. Войско было отведено к городу Легнице. Здесь, близ города, на поле, которое, по иронии судьбы, называлось Добрым, произошло сражение, ставшее одним из самых трагических в истории Польши. Случилось оно 9 апреля 1241 года.

Как и во всех других военных кампаниях, монгольское войско по мере продвижения на запад усиливалось за счёт отрядов из покорённых стран. Известно, например, что в Польше воевали отряды мордвы — мокшан. По сведениям западных источников, их предводитель (может быть, Пуреш?) «и бoльшая часть их были убиты в Польше», когда «татары повели их на войну с поляками», причём многие из мокшан «поддерживали поляков и алеманнов (немцев. — А. К.), надеясь таким образом освободиться с их помощью от татарского рабства»⁴⁰. (Многочисленные отряды из мордовских племён участвовали и в походе Батыя на Венгрию.) Располагаем мы сведениями и о том, что в битве при Легнице на стороне татар участвовали русские. Судя по свидетельству Яна Длугоша, именно они внесли сумятицу в ряды польского войска, начав по-славянски кричать: «Бегите! Бегите!» Опольский князь Мешко, «уверенный, что это крик не врага, а друга, который подаёт правдивый, а не обманный, знак, бросил битву и бежал, увлекая за собой большое число воинов, особенно тех, кто был подчинён ему в третьем отряде». Начавшаяся паника стала полной неожиданностью для Генриха. К тому времени татарскими лучниками был почти полностью истреблён и первый отряд его войска, состоявший из крестоносцев и иноземных рыцарей; в бою погибли его двоюродный брат Болеслав и многие из сражавшихся рядом рыцарей-тамплиеров[16]. Тем не менее исход битвы всё ещё оставался неясным, на отдельных участках воины Генриха теснили татар. Правда, их отступление могло быть и уловкой, излюбленной хитростью: притворно отступая, татары заманивали противника в ловушку, а затем окружали и истребляли его. По версии Длугоша, перелом в битве наступил позднее — после того, как татары применили доселе невиданное