Павел Карпов
'Юность Ашира'
(повесть)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Молодежь — наша будущность, наша надежда… Она должна донести наше знамя до победного конца.
И.СТАЛИН
B добрый час!
Вот и знакомый переулочек, короткий, всего, в два квартала, обсаженный кряжистыми карагачами и живой изгородью держи-дерева, похожий на аллейку сада. Ашир перешел через дорогу и остановился возле белого одноэтажного здания. Тесовые ворота были настежь распахнуты, однако, прежде чем, зайти во двор, он несколько минут постоял в нерешительности, жмурясь от солнца, низко надвинув на глаза козырек фуражки. В самом деле, стоит ли итти к директору, ведь все уже решено и теперь никакое заявление, пожалуй, не поможет.
Со двора выкатился большой грузовик. В кузове рядами сидели девочки, все в белых блузках и одинаковых беретах со значками. По узелкам и чемоданчикам у них в руках Ашир догадался, что отправляются они за город на экскурсию — накануне об этой поездке было много разговоров.
Уезжали с песней. Согласный хор выводил:
Руками золотыми назовет. Задорные голоса заглушили шум — мотора, и, когда машина скрылась за углом, показалось, что девочки не уехали, что это песня унесла их с собой.
Долгим, задумчивым взглядом проводил Ашир машину. Давно ли вот так же и он ездил на экскурсий и пел с товарищами эту песню!
«Пройдут года, настанут дни такие… настанут дни такие», — повторил он про себя знакомые словаа, которые, будто отстав от улетевшей песни, все еще звучали в притихшем переулке. Для него уже настали «дни такие» — в кармане лежало направление на завод.
«Нет, все-таки посоветоваться надо!»
Непривычной тишиной встретил его знакомый двор с посыпанными песком дорожками и волейбольной сеткой, с треугольными туями, развесившими обои зеленые кружева вдоль забора и перед окнами. Здесь все словно уснуло, утомленное зноем ашхабадского лета. В дальнем углу двора на раскаленном песке блестела лужица. Когда Ашир подошел поближе, она пропала — это обманчиво дрожал и переливался нагретый воздух.
Во дворе он никого не встретил. Войдя в коридор, показавшийся таким длинным и сумрачным после яркого света улицы, Ашир направился было в канцелярию, но не удержался и заглянул в свой класс.
Парты были сдвинуты к одной стене, от натертых полов и блестевшей доски пахло воском и краской. Доска закрывала все окно, через щелочку в ней пробивался в комнату узкий лучик. Он притягивал к себе пылинки и шаловливо сучил из них тонкую веревочку.
Ашир сразу же отыскал свою парту — спинка у неё была тоньше, чем у других. А где же чернильное пятно? Его смыли, но след все-таки остался. Вот оно— похоже на наковальню с отбитым носом. Не раз краснел Ашир перед учителями из-за этого пятна и всегда старался закрыть его тетрадью или книгой.
Каким далеким казалось теперь все это! Он вздохнул, откинул крышку и сел за парту. Два года просидел на этом месте Ашир, и все было хорошо. А сейчас почему-то неудобно, парта стала вдруг низкой, коленки сразу уперлись в нижнюю доску, и пришлось вытянуть ноги.
Возле двери висел последний номер стенной газеты «За мастерство!». Там было написано и про него, Ашира Давлетова. Ом почти наизусть знал эту небольшую заметку и все-таки еще раз с удовольствием прочел ее от начала до конца. Отличником, правда, его не называли, но хвалили за прилежание. Писал мастер Иван Сергеевич, и это было для Ашира дороже всего.
Вспомнив о мастере, он подумал с минуту, затянул потуже ремень, расправил гимнастерку и решительно направился в слесарную мастерскую, остановившись лишь на ступеньках крыльца, чтобы смахнуть с ботинок пыль.
Но не сразу удалось найти Ивана Сергеевича — в мастерской никого не оказалось. Ашир прошелся между столами из толстых досок, на которых были укреплены тиски и заградительные сетки. Словно отдыхая, в углу стоял притихший электромотор, на стене возле откинутой рогатки рубильника висела вырезанная из жести рука — вытянутый револьверным стволом палец угрожающе предупреждал: «Осторожно. Электрический ток!» Когда-то этот палец казался ему страшнее и рубильника, и электромотора.
Ашир по привычке засучил рукава и подошел к своему столу. Тиски уже после него густо, смазали маслом и до отказа отвернули винт.
«Кто-то другой теперь будет работать на этом месте, — подумал Ашир. — Со столом-то не жалко расставаться, а вот тиски хорошо бы взять с собой на завод, удобные…»
— Кто тут хозяйничает? — услышал Ашир глуховатый голос и от неожиданности вздрогнул.
На пороге инструментальной стоял худощавый, остриженный под машинку человек в синем халате, накинутом на безрукавку. Припадая на одну ногу, он подошел к Аширу.
— Здравствуйте, Иван Сергеевич! — Ашир вытянулся и по привычке одернул сзади гимнастерку.
— Здравствуй, Ашир, здравствуй! — Мастер так крепко стиснул Аширу руку, что у того слиплись пальцы. Иван Сергеевич улыбнулся, помолчал и добавил — Проведать пришел?
— Спросить пришел, — тихо ответил Ашир. Он говорил и писал по-русски почти без ошибок, но очень смущался, если его переспрашивали. Все ему казалось, что его плохо понимают. Сейчас, убедившись, что начал он правильно, Ашир стал смелее:
— Заявление написал, как быть, не энаю. К вам пришел.
— И хорошо сделал. Давай поговорим.
Лицо у Ивана Сергеевича стало серьезным, кустики бровей, разделенные извилистой дорожкой морщинок, сошлись над переносицей и нависли над серыми внимательными глазами. Он усадил Ашира на низенькую скамеечку, двумя пальцами достал из кармана папиросу и закурил.
— Направление уже дали? — спросил Иван Сергеевич, выпустив дым в сторону.
— Получил.
— На механический?
— Да.
По возбужденному лицу Ашира было видно, что он хочет еще что-то добавить. Пока собеседник молчал, подбирая слова, Иван Сергеевич курил и смотрел во двор. Дым от его папиросы голубыми колечками висел в воздухе. В мастерской хоть и не пекло солнце, но было так же душно и жарко, как и на улице. Ашир снял фуражку и аккуратно положил ее на колени, козырьком от себя.
