— Это ты правильно сказала.
— Можно работать и учиться. Я говорила с парторгом Чарыевым. Он поможет нам.
— Если Чарыев обещал, то сделает.
Почему-то именно в эту минуту Светлана заметила, насколько Ашир изменился и повзрослел за последние дни. В душе она признавалась себе, что все больше и больше дорожит дружбой с ним.
— Я уверена, что вы сегодня отольете хорошую деталь, — сказала она тихо.
— Отольем. Завтра придешь на завод и увидишь нашу работу.
Светлана подняла руку, пригладила его взъерошенные волосы и грустно вздохнула.
— Иди, — тихо сказала она, не отнимая руки.
Но он проводил ее до общежития и только тогда побежал на завод.
— Пообедал? — спросил его Захар Фомич.
— Ага! — соврал Ашир.
Страшная ночь
С литьем провозились допоздна. Домой Ашир шел вместе с Захаром Фомичом. Табак у старика давно уже кончился, и он сосал пустую трубку.
— Цилиндр мы с тобой, Ашир, отлили на диво. Завтра посмотришь, — не только пять, десять атмосфер выдержит!
Всю дорогу старик говорил безумолку, подбадривая Ашира, тяжело передвигавшего ноги от усталости. Возле своего дома Захар Фомич достал часы, потряс их и приложил к уху.
— Идут, неугомонные! — как всегда удивился он и зажег спичку. — Скоро час. Утром заходите за мной с Сережей, вместе на завод пойдем. А сейчас — отдыхать. Спокойной ночи, сынок!
— До свиданья, Захар Фомич!
Ночь была тихая. Недолго побыл на небе и еще с вечера зашел за горы тонкий серпик нового месяца. На фоне темного неба деревья казались черными, сквозь ветви обильно просачивались звезды. Под ногами, хрупко ломаясь, шуршали опавшие листья и стручки глядичии.
«А листья падают и ночью, когда никто не видит», — почему-то подумал Ашир, шагая по улицам уснувшего города.
Он поднялся на мост и остановился. Много раз виденная картина сегодня по-новому поразила его своей красотой. Внизу, вдоль железнодорожных путей, точно костры по берегу реки, светились на стрелках фонари. Над ними зорким оком глазел в темноту семафор.
Нахмурившийся Копет-Даг крутой грудью пододвинулся к Ашхабаду, будто богатырь, оберегающий его сон. В россыпи огней Ашир узнавал знакомые улицы и площади, здания театров, фабрик, институтов. Темные пятна и широкие полосы на световом плане города обозначали парки и сады. Ашир отыскал взглядом прожектор над своим заводом, и ему показалось, что он светит ярче всех огней в городе.
Из-за семафора донесся и растаял в безветренном воздухе прощальный гудок только что отошедшего поезда. И как неожиданно все произошло!
Ашир подошел к дому и постучал в калитку три раза, как всегда, чтобы разбудить Анну Сергеевну. Он не услышал ее тихого голоса, не успел даже отнять руку от калитки. Глухой удар потряс землю. Секунда, и второй удар, еще тупее и настойчивее, обрушился на спящий город. Протяжный гул прокатился от гор в сторону пустыни, будто вышел из-под земли и ушел в землю. Что-то зловещее, затаенное было в этом долго не умирающем гуле. Сама земля потеряла свою устойчивость, заходила ходуном по воле слепой стихии.
Ашира вместе с калиткой свалило и бросило в виноградник.
«Землетрясение…» — мелькнуло у него в голове.
Уже лежа, он увидел, как рядом с ним закачалась и осела стена глинобитного дома. Там, где она стояла, сначала мигнула звезда, потом качнулся темный силуэт дерева.
Он лежал растерянный, оглушенный, и тишина удивила его. Все замерло, оцепенело, только виноградные листочки трепетали, хотя и не было ветра, будто хотели оторваться и улететь…
Он вскочил на ноги. Серая, густая муть окутала все, нигде ни живой души, ни звука, даже собачьего лая не слышно. Аширу показалось на минуту, что он остался один, в целом мире один, и не страх, а чувство горькой досады на свою беспомощность, тяжелое сознание непоправимости того, что произошло, овладело им.
Едкая, удушливая пыль лезла в рот, в нос, щипала глаза, было трудно дышать. Потом со всех сторон, из-под рухнувших стен, из-под упавших крыш начали доноситься стоны и крики о помощи. Люди кричали, придавленные обломками домов, и крик их походил на шопот.
Еще одна стена, застывшая на миг в своем падении, с грохотом рухнула на землю. Ашир едва успел отскочить в сторону. Где же Анна Сергеевна, Сережа? Они где-то здесь, может быть у него под ногами, под грудами земли и обломков!..
— Мама!.. Сережа! — закричал Ашир и, быть может, словом «мама» вызвал из-под развалин слабый, замирающий голос Анны Сергеевны.
Сережа не отзывался.
Он бросился на голос Анны Сергеевны и начал с ожесточением разгребать землю, разбрасывать кирпичи и доски. Ашир перебросал гору кирпичей, из-под ногтей у него сочилась кровь, руки и шею сводила судорога,
— Я здесь… сейчас раскопаю! — кричал он срывающимся голосом.
«В кладовке лопата и лом. Надо принести».
Но где найти лопату?! Кладовая завалилась, потолок и стены рухнули в погреб, а у Ашира кроме рук ничего не было. Но он копал… От изнеможения падал с ног, поднимался и опять копал. Под руку попалась деревяшка с проволокой на конце — гриф от гитары. Он стал копать нм. Гриф сломался. Рядом валялась помятая кастрюля, Ашир схватил ее.
«Неужели и Светлану засыпало?»— терзался он.
— Ашир, сынок… задыхаюсь… — собрала, видимо, остаток сил старуха.
Этот крик испугал Ашира, а потом ее молчание испугало его еще больше. Дрожащей рукой он нащупал теплую подушку и засыпанные землей волосы. Вместе с матрацем он вытащил Анну Сергеевну из- под досок и, положив ее у водопроводного крана, обмыл ей лицо, намочил голову.
Анна Сергеевна открыла глаза и еле слышно спросила:
— Сережа жив?
Ашир ничего еще не знал о Сереже, поэтому не ответил старухе. Он напоил ее из ладони и бросился к придавленной дувалом беседке. И опять он копал, копал до изнеможения, облизывая кровь с потрескавшихся губ.
Приползла Анна Сергеевна и, лежа, не в силах подняться, тоже стала разгребать землю…
Сережа был жив, дышал. Ашир перетащил его к крану, влил в рот воды. Сережа долго не приходил в себя, потом, наконец, застонал и поднял голову, но не мог ничего понять. Он посмотрел вокруг блуждающим взглядом, закашлялся, и по лицу у него потекли слезы. Обняв склонившегося над ним Ашира, Сережа поцеловал его.
— Спасибо, друг.
Сразу, будто по общему сговору, на улицах и во дворах в пыльной мгле запылали костры, слышнее и отчетливее доносились теперь людские голоса.
Анна Сергеевна прижала к себе Сережу с Ангаром и посмотрела через дорогу. Новый кирпичный дом напротив стоял невредим, а окружавшие его глинобитные дома с плоскими крышами все рухнули.
— Горе-то какое! — вырвалось из груди старушки.
«Что со Светланой?» — опять подумал Ашир.
На соседнем дворе металась женщина с растрепанными волосами, в разорванной ночной рубашке.
— Крошка моя, дитятко мое… отзовись! — причитала она, прижимая к груди куклу.
Женщина упала на кучу кирпичей и зарыдала. Ашир подбежал к ней, отбросил поломанную оконную
