намотанным на шее шарфом, сидел, зажатый между Хэдли и доктором Феллом, подавшись вперед и вцепившись костлявыми пальцами в острые колени. Рэмпоул устроился на боковом сиденье, глядя, как через запотевшие окна лимузина мутный свет надает на лицо сэра Уильяма, дыхание которого было прерывистым и коротким…
— Давайте поговорим, — хрипло предложил доктор Фелл. — Дорогой сэр, вам станет лучше… Это убийство, Хэдли… Вы думаете, я еще нужен вам?
— Больше, чем когда-либо, — твердо ответил старший инспектор.
Доктор Фелл задумчиво надул щеки. Он сидел очень прямо, обхватив ладонями набалдашник и упершись в них подбородком. Широкие поля знаменитой шляпы затеняли его лицо.
— Тогда, если не возражаете, я хотел бы спросить…
— А? — очнулся от тяжелых размышлений сэр Уильям. — А-а. Нет-нет, не обращайте на меня внимания. Продолжайте. — И он опять пристально уставился в окно, затянутое густым туманом.
Лимузин подскочил на колдобине. Сэр Уильям обернулся:
— Видите ли, я очень любил этого мальчика… — и снова вперил взгляд прямо перед собой.
Наступило молчание, нарушаемое громкими гудками автомобилей. На заднем сиденье смутно покачивались три фигуры.
— Понятно, — с астматической хрипотцой проговорил доктор Фелл. — Хэдли, что вам сообщили но телефону?
— Только это. Что парень мертв, зарезан каким-то орудием. И что на нем костюм для гольфа, а на голове цилиндр сэра Уильяма. Будь это дело обычным, мне вообще не стали бы звонить. Дело передали бы местному отделению полиции, если бы они не попросили помощи Скотленд-Ярда или мы по собственному решению не вмешались бы в его рассмотрение. Но в данном случае…
— Да?
— У меня было предчувствие… У меня было ощущение, что это проклятое дело со шляпами не просто чье-то развлечение. Я оставил распоряжение — хотя за моей спиной посмеивались, — что, если будет обнаружена еще какая-нибудь проделка с головными уборами, пусть доложат в Скотленд-Ярд и через сержанта Андерса сразу сообщат мне. А меня считали идиотом! — Хэдли дернул головой и мстительно глянул на доктора Фелла. — Но боже ты мой! Я говорил, что я не из тех, кто хвастает своей практичностью… И уж этим случаем я сам займусь!
— Это разумно. Но я спрашиваю, откуда люди в Тауэре узнали, что котелок принадлежит сэру Уильяму?
— Я могу объяснить, — заговорил сэр Уильям. — Мне надоело путать шляпы, когда бываешь в гостях. Все цилиндры похожи друг на друга, а инициалы только еще больше сбивают с толку. И я заказал вышить золотом фамилию Биттон внутри короны на цилиндрах для официальных визитов, на складных — для посещения театра — и на шелковых, а заодно и на котелках. — Он говорил быстро и отрывисто — очевидно, его мозг был занят другими мыслями. Казалось, он проговаривает вслух мысли, которые проносились у него в голове, совершенно не вдумываясь в них. — Да, и если вспомнить, это тоже был новый цилиндр. Я купил его одновременно с фетровой шляпой, потому что в моем прежнем шапокляке сломалась пружина… Я надевал его только один раз… Это было… — Он помолчал, проведя рукой по лицу. — Гм… Странно, очень странно. Вы сказали, Хэдли, что на нем нашли украденную у меня шляпу. Да, у меня украли цилиндр. Это совершенно верно. Но как вы узнали, что на Филипе именно этот украденный цилиндр?
— Не знаю, — раздраженно ответил Хэдли. — Так мне сказали по телефону. Но они сказали, что тело обнаружил генерал Мейсон, и поэтому…
— А-а… — протянул сэр Уильям, кивая и пощипывая переносицу. Казалось, он нарочно отвлекает себя мелочами. — Да, Мейсон был у меня дома в воскресенье, и, по-моему, я говорил… Я…
Доктор Фелл энергично зашевелился, стараясь не выдавать своего возбуждения.
— Значит, это была новая шляпа, сэр Уильям? — уточнил он. — Новая?
— Да, я же сказал.
— Складной цилиндр, — размышлял вслух доктор Фелл, — который в первый раз вы надели… Когда его украли?
— А? В субботу вечером. Когда я возвращался домой из театра. Мы свернули с Пикадилли на Беркли- стрит. Было очень тепло и душно, поэтому все стекла в машине были опущены. Кроме того, вокруг было очень темно… О чем я говорил? Ах да! Так вот, как раз напротив «Лэнсдаун-Пассаж» Симпсон сбавил скорость, чтобы пропустить какого-то слепого продавца-разносчика с карандашами и… ну, со всякой мелочью. И тут кто-то выскочил из тени неподалеку от входа в пассаж, сунул сзади руку в машину, сорвал с меня цилиндр и был таков!
— И что вы сделали?
— Ничего. Я… Это было так неожиданно! Я принялся проклинать его, вот и все. А что еще можно сделать, когда…
— Вы стали преследовать этого человека?
— Чтобы поставить себя в глупое положение? Нет, конечно! Предоставил ему скрыться.
— И разумеется, не сообщили о происшествии в полицию, — подытожил доктор Фелл. — Но вы успели разглядеть вора?
— Куда там! Я же говорю: все произошло так неожиданно! Он застал меня врасплох. Раз — и шляпа исчезла. Ха! Черт его побери! А сейчас… Понимаете, — неуверенно бормотал сэр Уильям, вертя головой, — понимаете… Бог с ней, с этой шляпой… Я думаю о Филипе. Я никогда не относился к нему так, как следовало. Я любил его, как сына. Но вел себя по отношению к нему очень строго… Давал ему слишком мало денег, постоянно грозился сократить содержание и вечно твердил, что он бездельник и никчемный человек. Не знаю, почему я так себя вел. Но стоило мне с ним встретиться, как мной овладевала страсть к чтению нотаций. Правда, он не понимал, как достаются деньги, не… — Сэр Уильям ударил по колену кулаком и горестно воскликнул: — Но теперь это не имеет значения! Бедный мальчик… умер.
Лимузин скользил между огромными красными домами. Вдобавок к уличному освещению на слоистый туман падали бледные отблески света из окон. Миновав Марк-Лейн, машина обогнула «Монумент» и начала спускаться по Тауэр-Хилл Рэмпоул видел дорогу перед собой всего на несколько футов. Фонари мигали в туманном сумраке, и оживленность, которую предполагала близость реки, выражалась лишь в коротких резких свистках, в ответ на которые раздавались низкие гудки издали. Где-то гремели колеса повозки. Когда лимузин проехал в ворота железной ограды, окружающей территорию Тауэра, Рэмпоул протер запотевшее стекло, чтобы посмотреть наружу. Он увидел смутные очертания высохшего рва, вымощенного белым бетоном, с брошенной в него сеткой от хоккейных ворот. Дорога свернула влево, мимо небольшого строения, где, как он помнил, размещались кассы музея и туалеты, а потом в арку, по бокам которой стояли низкие круглые башни. Под самой аркой их остановили. Часовой, в высоком черном кивере и серой униформе караульной службы, быстро выступил вперед и прижал ружье к груди. Лимузин затормозил, и Хэдли выбрался наружу.
Из призрачного тумана сбоку от часового появилась еще чья-то фигура. Это был страж Тауэра в традиционной, сохранившейся от древних времен форме — короткой, наглухо застегнутой короткой синей куртке и красно-синей шляпе.
— Старший инспектор Хэдли? — спросил он. — Благодарю вас. Прошу следовать за мной.
В манере стражников держаться, в их скупых и точных движениях и лаконичных переговорах угадывалась строгая военная дисциплина, отчего Рэмпоулу стало слегка не по себе. Но затем он одернул себя, вспомнив, что стражу Тауэра набирали из числа армейских сержантов после долгой образцовой службы и присваивали им звание сержанта-майора. Здесь не тратили время попусту.
Хэдли отрывисто спросил:
— Кто здесь ответственный?
— Старший стражник, сэр, который подчиняется помощнику управляющего. А кто эти джентльмены?
— Мои помощники. Это сэр Уильям Биттон. Что уже сделано?
Страж бесстрастно оглядел сэра Уильяма, затем обернулся к Хэдли:
— Старший стражник даст вам пояснения, сэр. Тело молодого джентльмена было обнаружено генералом Мейсоном…
