«Сто три самолета сбиты!» — кричали газетные заголовки.
Тем не менее воздушные бои в солнечном небе над побережьем оставались чем-то далеким. Кери, как и большинство лондонцев, был поглощен совсем другими делами.
Особенно его тревожил разговор с Мастерсом, состоявшийся перед уходом из ресторана в зоопарке. Г.М. удалился раньше — по его словам, в попугайник, «чтобы подумать в тишине». Но когда Кери попытался последовать за ним, старший инспектор удержал его:
— Прошу прощения, сэр. Могу я спросить, куда вы идете?
— К Бентонам, — ответил Кери. — Мэдж еще пьет чай с Луизой и доктором Риверсом.
— Да, — согласился Мастерс. — Но на вашем месте я бы сейчас туда не ходил.
— Почему?
Мастерс по-отечески покачал головой.
— Понимаете, мисс Пэллизер, можно сказать, весьма взвинченная молодая леди. А вы расстраиваете ее, молодой человек.
— Вы имеете в виду, что она меня ненавидит?
Мастерс потер подбородок.
— Я бы так не сказал, — задумчиво отозвался он. — Вы женаты?
— Нет. А почему вы спрашиваете?
— Женский ум иногда ведет себя странно. — Мастерс улыбнулся. — Мы не хотим, чтобы она волновалась. Вдруг девушка вспомнит, что пришло ей в голову вчера вечером насчет обгорелой спички и разгадки этой тайны?
— Почему бы вам не спросить сэра Генри Мерривейла? Ему, кажется, тоже кое-что пришло в голову.
Мастерс доверительно понизил голос:
— Открою вам маленький секрет. Со стариком иногда нелегко иметь дело.
— Вы меня удивляете.
— Конечно, сэр, он доставляет товар, — продолжал Мастерс, — но иногда делает это весьма странным способом. Зачастую это выглядит так, словно партия мебели сваливается вам на голову из окна пятого этажа. Однако единственный способ гарантировать доставку — это позволить ему действовать по- своему.
— Но девушка в опасности! — запротестовал Кери.
— Знаю, сэр.
— И если она захочет остаться на ночь в театре «Исида»…
— В таком случае, — успокоил его Мастерс, — я прослежу, чтобы кто-нибудь находился рядом с ней, пока все не выяснится.
— Я бы мог с ней остаться!
Старший инспектор кашлянул.
— Безусловно. Но думаю, молодая леди предпочтет, чтобы вы этого не делали. И мы тоже. Позволим ей сосредоточиться на более важных вещах.
— Но…
— Идите домой, сэр, — прервал его Мастерс. — И послушайтесь моего совета: оставьте молодую леди в покое. Скажите, как с вами связаться, и я обещаю незамедлительно сообщать вам все новости.
Кери пришлось согласиться.
Он понимал, что обижаться на Мэдж с его стороны было бы таким же ребячеством, как ее поведение. Но, меря шагами гостиную квартиры в Сент-Томас-Холле, он не мог отделаться от ощущения, что события приближаются к кульминации.
Несмотря на рано сгущающиеся вечерние тени, в квартире под самой крышей было тепло. Кери нравилась гостиная с ее потертым ковром и уютными креслами. Вдоль стен, под театральными фотографиями и афишами, тянулись полки с книгами об искусстве иллюзионизма, собранные четырьмя поколениями Квинтов.
Книги эти — от «Анатомии фокуса», изданной в 1623 году, до современных трактатов Голдстона или Кэннелла — хранили свои причудливые тайны.
Но была ли среди них тайна комнаты, запечатанной изнутри?
Как Кери говорил Мэдж вчера вечером, его отец однажды носился с подобной идеей. Но насколько он помнил, никаких упоминаний о ней не содержалось в небрежных дневниках Юджина Квинта, стоящих на одной из полок. Что же могла подсказать Мэдж обгорелая спичка?
Часы пробили половину седьмого, потом семь. Шагая взад-вперед среди удлиняющихся теней, Кери прислушивался к телефону в спальне. Тем не менее он едва не подскочил от неожиданности к потолку, когда в двадцать минут восьмого телефон зазвонил.
Кери метнулся через коридор в спальню и застыл как вкопанный.
После визита уборщицы комната выглядела опрятно. На стене, среди других фотографий, висел дагеротип прадедушки Честера. Телефон продолжал трезвонить, и Кери казалось, будто глаза прадедушки о чем-то его предупреждают.
— Ого! — произнес он вслух.
У Кери развилась определенная фобия по отношению к телефонам. Слишком часто чей-нибудь злой гений использовал это изобретение для осуществления тщательно продуманного плана убийства. В трубке слышался убедительный голос, и безжалостные клыки наносили смертельный или почти смертельный удар. Но на сей раз, поклялся себе Кери, такой номер не пройдет.
Так оно и вышло. Сняв трубку и сказав «алло», он услышал голос с настолько безошибочно узнаваемыми интонациями, что едва не издал возглас облегчения.
— Я говорю с мистером Кери Квинтом? — осведомился уверенный голос Агнес Ноубл.
— Да, — ответил Кери, выругавшись про себя.
— Это миссис Ноубл, — продолжала неутомимая особа. — Могу я спросить, мистер Квинт, будете ли вы заняты в понедельник утром?
Если бы Кери руководствовался здравым смыслом, то сразу бы ответил «да» и положил трубку. Ибо Агнес Ноубл принадлежала к людям, которые присасываются к телефону, как пиявки, удерживая возле него с помощью какой-то гипнотической силы и собеседника, хочется ему того или нет. Но Кери помедлил — и было уже поздно.
— Следовательно, мистер Квинт, вы не будете заняты в понедельник утром?
— Не знаю. А почему вы спрашиваете?
— Я была бы вам признательна, мистер Квинт, если бы вы дали мне быстрый и конкретный ответ.
Женщина была блестящим стратегом. Она догадывалась о жгучем интересе Кери к тому, не связан ли ее вопрос с недавними событиями, и использовала это в собственных интересах.
— Это простой вопрос, мистер Квинт. Будете вы заняты в понедельник утром или нет?
— Не знаю! Вероятно, нет. Но…
— Отлично, — прервала его миссис Ноубл. — Тогда вы окажете мне услугу, придя в офис моих адвокатов, господ Макдоналда, Макдоналда и Фишмана, около одиннадцати.
— Зачем?
— Неявка может повлечь за собой весьма неприятные последствия. Пожалуйста, запишите адрес.
— Для чего я вам понадобился?
Кери живо представил себе торжествующую улыбку миссис Ноубл.
— Записывайте. Центральный западный почтовый округ, 2, Саутгемптон-роу, 872. И вы обяжете меня, если будете пунктуальны.
— Послушайте, миссис Ноубл…
— Думаю, вас заинтересует частичное объяснение. Этим вечером я собираюсь встретиться по деловому вопросу с дочерью мистера Эдуарда Бентона — точнее, с его падчерицей.
— С какой еще падчерицей?
— С мисс Луизой Бентон, разумеется.
