— От любви еще никто не умирал! — не терпящим возражений тоном заявила Карла. — Ешь!
Несмотря на просьбу Метрикселлы, я решительно вмешалась:
— А ты хоть знаешь, что это такое?
— Естественно. Это жареные овощи. И очень вкусные.
— При чем тут овощи, дура! Ты знаешь, что такое любовь?
Карла захлопнула рот. Как я и предполагала, причиной ее агрессивного поведения по отношению к Метрикселле были ее собственные поражения на любовном фронте. Раньше Карле часто звонил некий Хоакин, но в последнее время звонков от него не поступало. Ситуация была нелепейшей. Все трое мы были готовы наложить на себя руки из-за несчастной любви.
— Хоакину не хватало наглости, которой в избытке у дюжего викинга Метрикселлы, — пробормотала, наконец Карла, ковыряя вилкой спаржу.
— Оставь Гуннара в покое, — еле слышно пробормотала готовая разрыдаться Метрикселла.
Услышав имя Гуннара, я затрепетала. Прошла неделя, когда я видела его в последний раз, и я с трудом сдерживала себя, чтобы не убежать к нему и броситься в его объятия.
— Когда будут готовы результаты анализов? — настаивала Карла.
Она говорила с такой нескрываемой злобой, что я снова встала на защиту Метрикселлы.
— Оставь ее в покое!
Разумеется, я не стала объяснять Карле, что Метрикселла — несчастная беременная женщина, покинутая возлюбленным из-за меня.
И тут Карла подцепила на вилку овощи и сунула их прямо в рот Метрикселлы, которая принялась трясти головой и отплевываться, как маленькая девочка. Потом она вскочила из-за стола и заперлась в туалете. После чего до нас донеслись ее всхлипывания и звуки рвоты.
— Ее действительно тошнит? — ошеломленно пробормотала Карла.
— Да, — хмуро ответила я, представляя себе склонившуюся над унитазом несчастную брошенную девушку.
— Неужели овощи такие невкусные?!
— Неужели ты не поняла, что они тут ни при чем?!
Я намекала на беременность Метрикселлы, но Карла упорно настаивала на своем.
— У нее анорексия.
— Какая еще анорексия! Ее просто тошнит.
— Вот-вот! Стоит ей что-нибудь съесть, как ее сразу тошнит. Типичная анорексия. Поэтому-то она и такая тощая — кожа да кости!
С точки зрения Карлы, все лица женского пола, не отличавшиеся комплекцией морской коровы, были тощими.
— Метрикселла не тощая. Она стройная потому, что думает не только о еде.
К моему удивлению, Карла тут же бросилась стучать в дверь туалета.
— Метрикселла, детка, прости меня за то, что я тут наговорила. Выходи к нам. Мы понимаем, как тебе тяжело. И нам очень тебя жаль!
— Не нуждаюсь я в вашей жалости, — открыв дверь, пробормотала Метрикселла. — Я ни в чьей жалости не нуждаюсь, — прошептала она еще раз и разрыдалась.
Когда мы с Метрикселлой остались одни в моей комнате, она призналась:
— Я не хочу, чтобы Гуннар меня жалел из-за того, что я беременна.
Обняв Метрикселлу, я прижала ее к груди, чтобы она не заметила, до какой степени я расстроена, и не догадалась, что мне уже все известно.
Немного успокоившись, Метрикселла мне сказала:
— Гуннар больше меня не любит, но попросил, чтобы я жила с ним ради ребенка.
Мысленно представив себе эту ужасную ситуацию, я промолчала.
— Даже не знаю, что делать, — продолжала Метрикселла. — Сомневаюсь, что мне хватит стойкости воспитать ребенка одной, но и жалость Гуннара мне тоже невыносима.
Осторожно погладив Метрикселлу по волосам, я подумала, что она даже представить себе не может, как хорошо я ее понимаю.
Тем временем, Метрикселла со слезами на глазах описывала мне свой последний разговор с Гуннаром:
— Его словно подменили. Похоже, он полюбил другую.
У меня задрожали руки.
— Как ты думаешь, у него кто-то есть? — настаивала Метрикселла, глядя на меня чистыми невинными глазами.
Я была не в силах ей врать.
— Возможно, и есть. Но если он сказал, что не бросит тебя, решать будешь ты.
К счастью, Метрикселла слишком устала для продолжения разговора. Внезапно она всплеснула руками.
— Лола! Я о ней совершенно забыла!
Мы бросились искать хомячиху. Обнаружив зверька, мы его накормили, напоили и почистили ему клетку. Лола заснула на груди Метрикселлы.
Я легла рядом с ними, но спать не решалась. В предательских сновидениях мне каждую ночь являлся Гуннар. Он шептал мне слова любви, лаская меня взглядом и горячими руками.
Я совсем не хотела, чтобы Метрикселла услышала, как я зову его во сне. Но понимала, что, пока жива, Гуннара я не забуду.
Суд
Когда Деметра получила собранную мною в Урте информацию, ее реакция не заставила себя ждать — она немедленно меня вызвала. Пришлось срочно собраться в поездку за тридевять земель. С собой я взяла маленький чемодан с самыми необходимыми вещами и фотографиями, сделанными в доме Елены, а также два отчета о гибели маленькой Дианы — один для всех омниор, другой — только для предводительниц кланов.
То, как мать отреагровала на мое сообщение о возвращении Баалаты, меня испугало. Я рассказала ей все без утайки. Врать не имело смысла, потому что у Деметры было множество источников информации, и рано или поздно, она обязательно докопалась бы до истины. Лучше было покаяться и признать свою вину. Я ведь вполне сознательно выбрала свой карнавальный костюм, и последствия этого выбора были ужасны.
К несчастью, я чувствовала себя совсем беззащитной. Без любви Гуннара, без искренней симпатии Метрикселлы, без друзей, на груди которых я могла бы выплакаться, я искренне нуждалась в материнской любви. Однако Деметра была на тайном съезде предводительниц омниор, проходившем где-то между Украиной и Молдавией, и не ведала о моих переживаниях. Впрочем, вряд ли бы они ее тронули, ведь Деметра впервые выступала в новом для себя качестве предводительницы всех западных кланов омниор.
Однако мать не только мысленно вызвала меня, но и удостоила чести довольно продолжительного телефонного разговора, который, признаться, меня успокоил. Деметра была очень дружелюбна и похвалила меня за подробный отчет. Она даже, кажется, не злилась на меня и ничем не напомнила о том, что я вырядилась на карнавале Баалатой. Совсем наоборот, Деметра настаивала, чтобы я как можно скорее прибыла в румынскую деревню, где предводительницы кланов с нетерпением ожидали возможности услышать из первых уст то, что мне удалось узнать.
Итак, я отправилась на Буковину,[34] расположенную подозрительно близко к печально известной своими вампирами Трансильвании,[35] где когда-то жила и безраздельно правила могущественная венгерская графиня Эржбета Баторий. Именно в тех краях в ночь праздника Имболк погибло шестнадцать маленьких омниор —
