оконные стекла, образовав калейдоскоп расцвеченного солнечного света, плясавшего по комнате. Может, не придет вовсе?
Полная решимости не поддаваться охватившей ее с появлением Майкла Шонесси сумятице чувств, Маргарет разгладила юбку из зеленой саржи и прошла в столовую еще раз взглянуть на свой последний рисунок. Чарльз ничего не сказал, когда пришел забрать Эмму, но, без сомнения, заметил, что она оделась в свой лучший наряд. Он был вежлив и даже весел в присутствии Эммы, но обычно лучащиеся улыбкой глаза были темны. Он хотел, понимала она, объясниться, но, как истинный джентльмен, не желал просить об этом.
Она взяла с буфета свой последний рисунок. Улыбающийся херувим с пастельно-розовыми крылышками и полным стрел колчаном на лесной поляне. Сцена обрамлена золотым овалом, как нимбом. Под рисунком она четко выписала: «Если и есть верное и преданное сердце, то его-то я и предлагаю тебе».
Если Майкл увидит это, вспомнит ли он ту давнишнюю открытку?
Верное и преданное сердце. Майкл предлагал ей свое сердце. Она отдала ему свое. Понимал ли Майкл Шонесси, которого она видела вчера — мужчина с холодным, циничным взором, что ее сердце продолжало принадлежать ему?
Когда послышались три громких удара в дверь, она быстро поставила картинку лицом к стене. Сделав глубокий вдох, Маргарет провела руками по поясу, поправляя юбку. Пообещав себе быть сегодня хозяйкой положения, она пошла открывать.
— Здравствуй, Майкл!
Наступила долгая пауза.
— Можно мне войти? — наконец спросил он.
Маргарет отступила в сторону и шире распахнула дверь.
— Прошу. — Сделав глубокий вдох, она захлопнула дверь, отгораживаясь от уличного холода. — Майкл, я…
Он не дал ей договорить:
— Удивительно, как это мистер Даунинг не пришел.
— Что тебе взбрело в голову? — нахмурилась она.
Он пожал плечами.
— Вчера он не очень-то обрадовался, когда я попросил о сегодняшней встрече.
— Чарльзу нет никакого дела до того, с кем я встречаюсь. — Она коснулась его, проходя в комнату.
— Вот как?
Маргарет резко повернулась к нему.
— Вот так!
Он остался стоять у двери со шляпой в руке, в расстегнутом пальто, с болтающимся на шее шерстяным шарфом. Глаза — синие-синие, черные как смоль волосы гладко зачесаны назад. Как и раньше, его кожа светилась здоровым румянцем человека, много времени проводящего на свежем воздухе. Рядом с ним она показалась себе слишком бледной.
Занятая собой, она забыла об обязанностях хозяйки, не предложила ему снять пальто и присесть.
— Что ты здесь делаешь, Майкл? Чего хочешь? — Про себя она добавила: Как ты меня нашел?
Она заметила, как державшие шляпу пальцы сжались с такой силой, что побелели суставы.
Его голос прозвучал тихо и зловеще. Она едва разобрала слова, когда он проговорил:
— Я приехал спросить, почему ты уехала из Бостона, почему ты оставила меня и бесследно исчезла.
Хотя Маргарет и ожидала подобного вопроса, однако оказалась неготовой к той прямоте, с которой он был задан, и тем более к правдивому ответу на него.
Она отвела глаза.
— Я жду, — напомнил он.
— Может, мы сядем и спокойно обсудим все?
Он покачал головой:
— Не знаю, получится ли.
— Дай-ка мне свое пальто. — Она протянула руку, и он снял свое тяжелое шерстяное пальто. Передав ей пальто, шляпу и шарф, Майкл присел на краешек дивана.
Повесив его вещи, она все еще не знала, что ответить, однако поймав свое отражение в зеркале, по выражению своих глаз поняла, что не скажет правды. Карие, с тенями, тревожные — это были глаза женщины, готовой на обман.
— Не желаешь ли кофе?
Теряя терпение, он опять обрезал ее:
— Нет.
Она опустилась в кресло напротив. Кресло Стюарта. Оно не придало ей храбрости. Она посмотрела ему в глаза.
— Как ты нашел меня?
— Рэндол заглянул в Денвер во время своего отпуска. Я спросил его о тебе. Он посчитал, что по прошествии стольких лет мне уже можно сказать, где ты обитаешь. — Он заерзал, как человек, чувствующий себя неуютно в столь непритязательной обстановке. — Я хочу знать, почему ты исчезла тогда, сразу после…
Видимо, выражение ее лица остановило его, и он по-другому закончил фразу:
— После того, что случилось.
— Мои родители узнали о нашем свидании.
Он заметно напрягся.
— Каким образом?
Она прижала свои растопыренные пальцы к натянутой на бедрах юбке, едва удерживая их от дрожи, и тихо проронила:
— Я сама им сказала.
— Зачем?
Удивляясь своей способности сдерживать слезы, она подняла на него глаза. Он все еще сидел на краю диванчика, словно готовился кинуться на нее.
— Отец, узнав о наших прогулках в парке, — нас видела там мамина подруга — пришел в ярость. Он нанял кого-то разузнать все о тебе и о твоей семье.
— О моей семье? — Майкл почувствовал тошноту. Его обуяло страстное желание дать взбучку Александру Уэйверли. — Полагаю, он рассказал тебе о моем брате-пьянице, о моей живущей в меблирашках матери, и ты сбежала.
— Для меня все это не имело ни малейшего значения. Ты знаешь об этом, Майкл. Отец пригрозил, что обручит меня до конца недели, чтобы положить конец слухам. И тогда я побежала к тебе. Я думала, если я… если мы… — Как же ей хотелось, чтобы он понял! — Я надеялась, что будет слишком поздно, и он уже ничего не сможет сделать.
— Ты ошиблась.
Маргарет встала и подошла к камину. Майкл молча наблюдал за ней. Она повернулась к нему лицом, понимая, что должна сказать ему все.
— Да, ошиблась. Отец запер меня. Потом подыскал должника, согласного на бывший в употреблении товар в обмен на погашение кредита. Стюарт Браун принадлежал к старой, уважаемой бостонской семье. Он потерял свое состояние в результате неудачных инвестиций и растрат, не в последнюю очередь благодаря своим взрослым сыновьям.
— Взрослым сыновьям?
— Стюарту исполнился пятьдесят один, когда мы поженились.
Мэг спрятала лицо в руки.
Не в состоянии представить себе восемнадцатилетнюю девочку в объятиях мужчины, годившегося ей
