— Скажи миссис Филдинг, что ты можешь побыть у нее только один час, — крикнула Мэгги со своего парадного крыльца вдогонку дочке, пробиравшейся по тропинке к соседнему дому. Она подождала, пока Эмма скроется в доме Филдингов, помедлила еще немного, собираясь с мыслями, потом вошла в дверь.
Майкл сидел в гостиной на корточках перед камином, подкладывая полешки на тлеющие угли, не поднимая глаз, пока она не закрыла дверь.
— Она ведь моя дочь, не так ли?
Сняв пальто, Маргарет повесила его рядом с пальто Майкла на вешалке в углу. Конечно, можно опять солгать, но она так долго жила во лжи, что сейчас хотела покончить с ней.
— Да.
— Ты знала, что носишь моего ребенка до того, как вышла замуж за Стюарта Брауна? — В комнате было жутко холодно, и он засунул руки в карманы.
Маргарет терла вверх-вниз ладошками свои руки под рукавами.
— Нет.
Майкл сердцем чувствовал, что Эмма Браун — его дочь. Ее глаза и черные как смоль волосы в точности повторяли его. И все же он спросил:
— Так откуда такая уверенность?
Она вспыхнула.
— Я знаю это наверняка, потому что мы со Стюартом только числились супругами. Он женился на мне в уплату своих долгов, но не любил меня и знал, что я не люблю его. И все же он был добр ко мне и к Эмме и никому не говорил, что она не его дочь. Ты единственный, с кем я была близка.
Майкл резко поставил кочергу на место.
— Почему же, черт побери, ты не известила меня? Твой брак мог быть аннулирован. Девочка знала бы своего подлинного отца!
Подталкиваемая гневом и страхом, она сделала шаг к нему.
— Известить тебя? У меня была крыша над головой, и Эмма хоть как-то была обеспечена. — Широким жестом она обвела комнату. — Стюарт был небогат, но и на одни мечты не проживешь, Майкл. Мне эта наука нелегко далась. Все, что у тебя было тогда, это забитая мечтами голова и немного денег, которых едва хватало на твое образование. Где бы мы были, если бы я явилась к тебе с Эммой? Жили бы в той жалкой комнатушке, в которой ты ютился, занимаясь в университете? Или необходимость содержать жену и ребенка загнала бы тебя обратно на завод?
— Ты могла бы дать мне шанс. Боже мой, она же моя плоть и кровь.
Она видела, как он борется с собой, — так сильно дрожали у него руки. Ей трудно было противопоставить что-либо той боли и обвинению, которые прозвучали в его голосе. Как ей добиться его понимания?
— Моя жизнь была загублена из-за придуманного мною дурацкого плана. В том не было твоей вины. Я не желала губить еще и твою жизнь.
— Как благородно с твоей стороны! — фыркнул он.
— Не надо, Майкл. Не надо ненавидеть меня больше, чем ты уже ненавидишь меня.
Он отвернулся, опасаясь ее близости, боясь, что сделает что-нибудь не то. Майкл пересек крошечную гостиную, вошел в столовую и остановился у буфета.
Маргарет наблюдала, как он взял единственную картину, которую она решила не посылать Уитни и на которой был изображен херувим-лучник, точная копия Эммы, с помещенным внизу девизом, сохранившимся в памяти с их совместного Дня Святого Валентина. Она прикрыла рот ладошкой и зажмурилась.
Когда она наконец открыла глаза, он приближался к ней.
— Ты не забыла, — тихо произнес он.
— Я ни на минуту не забывала времени, проведенного с тобой, — правдиво прошептала она. — Ни единой секунды.
— Если и есть верное и преданное сердце… — начал он.
— …Его-то я и предлагаю тебе, — закончила она.
Майкл осторожно поставил картину на каминную доску и постарался говорить ровным, сдержанным голосом.
— Мне придется вернуться в Денвер, в магазин…
Оцепеневшая, она смогла только кивнуть, понимая, что ее ждет. Майкл разбогател. Она знала не понаслышке о власти, которую способны дать деньги. Плевать, если он не простит ее, но если он попытается забрать у нее Эмму…
— Я хочу, чтобы моя дочь стала частью моей жизни, — говорил он. — Я вернусь, как только смогу, чтобы решить этот вопрос.
— Она моя, Майкл.
— Она наша. Ты держала ее у себя шесть долгих лет.
Подчеркивая свое несогласие, она расправила плечи и объявила:
— У тебя ничего не получится. Я убегу. Возьму Эмму и убегу как можно дальше.
Он протянул руки, схватил ее за плечи и довольно сильно встряхнул. Она дернулась и вырвалась.
— Послушай меня, Мэгги Браун. Два дня назад ты сказала мне, что нам слишком поздно менять что- либо. Может, оно и так, но мне еще не поздно познакомиться со своей дочерью. Я не намереваюсь отбирать ее у тебя, но прослежу, чтобы были соблюдены мои права на нее. Пусть у тебя будет этот Даунинг, если хочешь, но…
— Почему ты так уверен…
— …Но мы скажем Эмме, кто ее настоящий отец, пока не поздно. Ни на что иное я не соглашусь.
— Майкл, но как мне объяснить ей все сейчас? Она еще ребенок, и ей непросто понять происходящее.
Майкл повернулся, чтобы взять свои вещи. Заговорил он, лишь одевшись и открыв входную дверь.
— Я вернусь самое позднее через две недели. Меня не волнует, какой выход ты найдешь — это твои проблемы. Если увезешь Эмму, я найду вас даже на краю света.
Он захлопнул дверь с такой силой, что вставленное в нее стекло едва не разлетелось.
Маргарет поспешно миновала величественное здание суда на пути к дому Чарльза. Она торопилась и от быстрого шага вспотела в своем теплом пальто. Повернув за угол, она миновала еще три здания, взбежала по обледеневшей тропинке, пересекла крыльцо и едва удержалась, чтобы не забарабанить в дверь.
Ей открыла экономка Чарльза, вдова, чей муж погиб в шахте, оставив на ее попечении шесть ребятишек. Они были знакомы по женской группе при церкви.
— Здравствуй, Анна. Чарльз дома?
Не скрывая своего любопытства, Анна Корниш впустила гостью и показала рукой наверх.
— Он в кабинете. Я позову его.
Она оставила было Маргарет в гостиной, но тут же вернулась.
— Забыла спросить: выпьешь чаю или чего-нибудь еще?
— Спасибо, нет. — Не могла она думать ни о еде, ни о питье, ощущая нависшую над нею неминуемую катастрофу.
Нервно расхаживая по комнате, Маргарет то и дело поглядывала на дверь. Она чувствовала себя неловко в этом большом, с удобствами обставленном и элегантно декорированном доме, так непохожим на ее собственный. В нише у углового окна стояло пианино. Она расстегнула и сбросила пальто на стул.
— Мэгги! Какой сюрприз! — Чарльз вбежал с раскрасневшимся лицом. Он протянул к ней свои руки, и она с радостью ухватилась за них. — Надеюсь, не произошло ничего страшного?
У нее задрожал подбородок, и ей самой стала противна собственная слабость.
— Произошло самое страшное.
Его лицо моментально потемнело. Ни слова не говоря, он бережно усадил ее на диван. В отличие от ее диванчика это была длинная, мягкая, красиво драпированная софа. И ее углы не украшали уютные подушечки.
