красного вина, о которой вчера говорила?
— Ах, прости, — сказала Гильда. — Я совсем забыла. Но, Элоиза, ты уверена, что вино не повредит тебе? Мама всегда говорила, что у женщин от большого количества вина портится цвет лица.
— Мама много глупостей говорила! — воскликнула Элоиза. — В Лондоне я пью довольно много, хотя большинству молодых девушек родители этого не позволяют.
— Тогда почему ты пьешь? — спросила Гильда.
— Во-первых, потому что мне это нравится, — ответила Элоиза. — А во-вторых, от вина поднимается настроение.
— Я слышала, что принц Уэльский пьет довольно много, так же, как и герцог Бекингемский, и другие светские щеголи.
— Да, иногда к концу вечера они бывают до неприличия пьяны, — подтвердила Элоиза. — Но только если не принимают участия в скачках.
— Мне всегда казалось, что настоящий джентльмен должен любить спорт, — заметила Гильда.
— Маркиз именно такой, — сказала Элоиза, возвращаясь к своей излюбленной теме. — Он такой высокий и широкоплечий, ему необходимо постоянно следить за фигурой, чтобы быть готовым к соревнованиям. Все говорят, что ему нет равных в выездке.
— А ты видела, как он берет барьеры?
— Нет, — призналась Элоиза. — Дамы редко посещают тренировки, да и вообще меня это не слишком интересует.
— Неужели? — удивилась Гильда.
— Я, конечно, притворялась, что мне это интересно, — продолжала Элоиза, — но на самом деле мне абсолютно все равно, чем маркиз занимается. Я больше люблю слушать, как он делает мне комплименты и восхищается моей красотой.
Она взяла ручное зеркальце и принялась разглядывать свое отражение.
— Знаешь, Элоиза, сейчас ты похожа на маму, — заметила Гильда. — Она всегда говорила, что мы обе похожи на нее и на нашу бабушку, которая была настоящей красавицей.
— Мне кажется, дальше Корнуэлла о ней никто никогда не слышал, — презрительно бросила Элоиза. — А вот меня называют главной соперницей герцогини Девонширской! Многие даже считают, что я намного красивее!
— Не сомневаюсь, что так оно и есть, — согласилась Гильда.
Когда они закончили ужинать, Элоиза объявила, что хочет спать.
— Мне нужно сегодня как следует выспаться, — объяснила она. — Завтра мне предстоит танцевать почти весь день, я должна выглядеть безупречно.
Она потребовала принести ей новый пеньюар и заставила Гильду накрутить ей волосы на папильотки. Элоиза была очень недовольна, что сестра не так искусна в этом, как ее лондонская камеристка.
— Прости, — сказала Гильда. — Я стараюсь делать все так, как ты мне говоришь, но прежде мне никогда не приходилось этим заниматься.
— Теперь понятно, почему твоя прическа всегда в таком беспорядке!
Тем не менее Элоиза была вынуждена признать, что прежде чем подняться до такого уровня, ее служанка довольно долго обучалась у опытного лондонского парикмахера.
— Конечно, каждый раз, когда я собираюсь на бал, мне вызывают еще специального парикмахера, — похвасталась Элоиза. — Он всегда говорит, что я для него прекрасная реклама, так как другие дамы, видя, как я выгляжу, стараются обращаться только к нему.
Гильда заколола золотые волосы сестры последней шпилькой и спросила:
— Так хорошо?
— Неплохо, — признала Элоиза.
Затем она потребовала надеть ей на голову кружевной чепец, чтобы накрученные локоны ночью не рассыпались.
После этого Элоиза нанесла на лицо крем, который, как она не преминула возвестить, был куплен на Бонд-стрит.
— Крем содержит вытяжку из луковиц ириса, — объяснила она, — благодаря этому кожа сохраняет чистоту и свежесть. Он стоит очень, очень дорого!
— У тебя всегда была прекрасная кожа, — заметила Гильда. — Я не верю, что ирисы или еще что- нибудь в этом роде так уж повлияли на твой цвет лица.
Элоиза рассмеялась.
— Рада, что тебя не слышит крестная, — сказала она. — Она была несколько поражена, получив счет за прошлый месяц, и сказала, что я еще слишком молода, чтобы пользоваться такими средствами.
— По-моему, она полностью права, — кивнула Гильда. — Тебе не нужны никакие лосьоны, кроме свежего воздуха и чистой воды.
Она говорила убежденно, но все же достаточно мягко, чтобы Элоиза не обиделась, и не уехала раздраженной.
» Что бы она ни говорила и как бы меня ни стыдилась, мы все же остаемся сестрами, — убеждала себя Гильда. — Кто знает, может быть, когда-нибудь я всерьез понадоблюсь ей «, — А теперь, — продолжала тем временем Элоиза, — закрой поплотнее ставни. Не хочу, чтобы меня разбудило солнце.
Гильда выполнила ее просьбу, хотя и считала, что просыпаться, когда солнечный свет наполняет комнату, намного приятнее, чем в темноте.
— И последнее, — сказала Элоиза, — принеси мне бутылочку с лауданумом, она стоит на трюмо. Я выпью ложечку.
— Ах, Элоиза, прошу тебя, не надо! — взмолилась Гильда.
— Я хочу спать крепко, — не слушала Элоиза. — Завтра в восемь утра ты меня разбудишь, чтобы я была готова, когда приедет экипаж.
Гильде ничего не оставалось, как принести сестре то, что та требовала. Вид темной жидкости в пузырьке показался ей зловещим.
Элоиза выпила три чайные ложки и сказала:
— Поставь флакон рядом с кроватью. Иногда мне этого бывает недостаточно, тогда я принимаю еще немного.
Гильда сделала так, как велела сестра, и задула свечи.
— Если тебе больше ничего не нужно. — сказала она, — я тебя оставлю. А завтра разбужу тебя в восемь, принесу завтрак и упакую твои вещи.
— Разбуди меня непременно, — подтвердила Элоиза. — Я должна до обеда попасть в Лондон. Уверена, маркиз захочет со мной увидеться.
— Конечно, так и будет.
Гильда взяла подсвечник и направилась к двери.
— Спокойной ночи, Элоиза, — сказала она. — Какие бы чувства ты ни испытывала ко мне, я хочу, чтобы ты знала: мне было очень приятно повидаться с тобой. Я буду молиться, чтобы в жизни у тебя получалось все так, как ты захочешь.
— Так и будет! — твердо сказала Элоиза.
Гильда вышла из спальни и направилась на кухню.
Она вымыла тарелки и приготовила поднос для завтрака.
» Я должна что-нибудь придумать, чтобы сохранить дом, — сказала себе Гильда. — Если у Элоизы будет что-нибудь не так, мне бы хотелось, чтобы она могла приехать сюда жить «.
Почему-то ей казалось, что маркиз не женится на ее сестре, как бы та ни старалась претворить в жизнь свой замысел.
Она часто повила себя на ощущении, что точно знает, что произойдет с тем или иным человеком. Каким бы нереальным и нелогичным ни казалось это предчувствие, через некоторое время выяснялось, что Гильда была права.
Сама она считала, что унаследовала эту способность от корнуэлпьских предков. Мама часто говорила, что корнуэльцы, так же, как и жители Шотландии и Уэльса, были кельтами, а кельтам дар ясновидения присущ испокон веков.
