чулок.
Он сел напротив нее и приготовился слушать.
Помня ее черствость в общении с ним, герцог не счел нужным облегчать ей задачу.
– Я… я не знаю, как… начать, – сказала она как-то беспомощно.
– Если вы хотите выразить вашу благодарность, – сказал герцог, – то ваш отец уже очень красноречиво это сделал, и, честно говоря, я не люблю, когда меня благодарят.
– Ну почему же, – отвечала княжна, видимо, думая, что правильнее будет возразить. – Каждому приятна оценка его заслуг.
Герцог улыбнулся:
– Ну что ж, я выслушаю вас, раз уж вы хотите сказать:
«благодарю вас».
– Я действительно благодарю вас, – сказала княжна, – но это… не все.
Герцог огорчился.
– Я, конечно, более благодарна, – продолжала она, – чем смогу когда-либо выразить это словами. Вы не только пожертвовали своими планами в Каире, чтобы доставить папу в Монте-Карло, но и заплатите за его операцию.
Последние слова вырвались у нее скороговоркой, и герцогу стало ясно, почему она хотела видеть его и почему так смущена и застенчива.
– Я просто рад сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вашему отцу, – сказал он.
– Дело , не в этом.
– В чем же?
Она вновь заколебалась, потупя взор, и темные ресницы оттеняли ее бледные щеки.
– Я… думаю, как я смогу… отплатить вам.
Вот чего ему следовало ожидать, подумал герцог.
Вообще-то герцогу не приходило в голову, что Милица, подшивая одежду Нэнси на всем пути до Александрии, все еще считает своим долгом отплатить и за операцию отца, которая обойдется в очень круглую сумму.
Герцог знал, что в Монте-Карло, как нигде, любой врач хочет получить такой же гонорар, что и врачи на Харлей-стрит в Лондоне, а может быть, и вдвое больше.
Однако эти затраты для герцога были совершенно несущественны. Узнав наконец, что беспокоит Милицу, он заинтересовался, а каким образом она собирается расплатиться с ним за его щедрость.
Она ждала его ответа, и он сказал:
– От вас же не требуется расплачиваться за долги вашего отца.
– Но… я должна оставаться с ним, – резко возразила княжна.
– Конечно, – согласился герцог.
– А это будет стоить вам денег.
– Естественно.
Она нарушила наступившее молчание и сказала:
– Я… я знаю, что вам… не нравится моя г-гордость… но я с ней родилась.
– Это мы уже установили, – ответил герцог, – но в данном случае вам придется спрятать вашу гордость, как бы ни было это неприятно вам, и принять мое милосердие – называйте так, если хотите, мой поступок.
Он сказал это с намеренным вызовом, уверенный, что сейчас увидит, как она бросит на него гневный взгляд.
Княжна по-прежнему сидела, потупясь и разглядывая свои руки, лежащие на коленях. Он подумал, какие у нее длинные, изящные пальцы настоящей аристократки.
– Я хочу… предложить… – едва слышно, с расстановкой произнесла княжна.
– Мне интересно узнать о вашем предложении, – ответил герцог.
В уме у него пронеслась мысль, что она, возможно, хочет дать ему долговую расписку на будущее, когда найдет доходную работу.
Его позабавило, что она хочет столько заработать, ведь в любом случае работать придется очень долго.
Вдруг до герцога дошло, что княжне было трудно произнести то, что она собиралась ему предложить.
Впервые за время их знакомства она держалась очень напряженно и даже слегка вздрагивала.
Он заговорил с ней, как и прежде, спокойно и беспристрастно:
– Неужели вам так трудно сказать, что вы задумали?
– Э-это… трудно, – сказала княжна, – но… я знаю, что должна… это сказать.