— Мама! — резко возразила Евгения. — Надеюсь, мне будет позволено самой разобраться, чего я хочу, а чего — нет!
Маркиз переводил взгляд с дочери на мать. Он почувствовал, что затронута болезненная для обеих тема, и понял, что его присутствие только осложняет положение. Он встал из-за стола и поклонился.
— Дамы, прошу разрешения покинуть вас. У меня... появилось срочное дело.
Миссис Давдейл бросила на Евгению сердитый взгляд, потом ответила:
— Но вы придете еще? Вы здесь всегда желанный гость!
— Спасибо, — ответил маркиз.
Миссис Давдейл настояла на том, чтобы проводить маркиза. Она хотела заверить его, что сделает все, что в ее силах, чтобы убедить Евгению поехать на бал.
Когда дверь за ними закрылась, тетя Клорис скрестила руки на груди и уставилась на Евгению.
— Я вот подумываю, не поехать ли мне на бал к Бескомбам, если ты откажешься, — задумчиво проговорила она.
Евгения была потрясена.
— Но, тетя, вы же не любите подобные мероприятия!
— Не люблю. Но на балу леди Бескомб собирается продемонстрировать свой портрет, который написал Грэгор. Я хочу на него взглянуть. И это единственный случай, когда я смогу его увидеть, потому что после бала она собирается отослать его в поместье. А туда я точно никогда не поеду. Ужасное место! Страшная сырость!
- Грэгор писал портрет леди Бескомб?
— Ну да. Вспомни, именно леди Бескомб порекомендовала его. Она с ним носится так, будто он сын Петра Первого!
— Вы думаете... Грэгор будет... на балу? — тихо спросила Евгения.
— Несомненно. Я не удивлюсь, если он будет танцевать с самой леди Бескомб.
Евгению охватила дрожь. Она встала со своего места.
— Простите меня, тетя Клорис. Мне нужно... нужно поговорить с маркизом, прежде чем он уедет.
— Хм! Все меня бросают, — проворчала старуха, но жестом отпустила племянницу.
Евгения выскочила из комнаты. Прихожая была пуста. Девушка увидела, что мать стоит у парадной двери и прощально машет рукой. Потом послышался звук отъезжающего экипажа. Маркиз уехал. Ничего страшного. Она напишет ему.
Евгения поспешила наверх, в свою спальню, нашла на письменном столе лист почтовой бумаги, обмакнула перо в чернильницу и принялась быстро писать. Потом помахала листком в воздухе, пока не высохли чернила, и запечатала письмо.
Она приняла приглашение маркиза. Она поедет на бал! На ней будет розовое шелковое платье, и она будет танцевать с Грэгором Бродоски. Она будет танцевать всю ночь только с ним, и его русское сердце будет громко стучать — бум-бум-бум, — когда он сожмет ее в своих объятиях.
Евгения ожидала, пока ее объявят. Ступени белого мрамора, ведущие вниз, в бальную залу, были покрыты толстым красным ковром. Там уже собралось немало гостей. Играл оркестр, кружились нарядные пары. Нее были в масках. Евгения невольно коснулась своего лица. На ней маски не было. Разрешат ли ей танцевать?
— Мисс Давдейл.
Когда назвали ее имя, инструменты оркестра стали замолкать один за другим и вскоре по залу плыл только звук одинокой скрипки. Танцующие останавливались, поворачивались и смотрели, как Евгения спускается по ступеням. Но почему? Чем она вызвала такой интерес присутствующих? С каждым ее шагом кто-нибудь в зале начинал смеяться. Вдруг какой-то человек вышел из толпы и приблизился к лестнице. Его плечи тоже вздрагивали от смеха.
— Ее туфли! Посмотрите на ее туфли!
Евгения посмотрела вниз. Ее туфельки оказались такими изношенными, что из дыр выглядывали пальцы. Подол платья истрепан, рукава оторваны. Теперь в зале смеялись все — смех был просто оглушительным.
Слезы обжигали глаза Евгении, но она продолжала спускаться. Потом человек, который стоял у лестницы, снял маску, и девушка увидела его лицо.
Это был Грэгор, Грэгор Бродоски... Он смеялся над Евгенией вместе со всеми.
У Евгении перехватило дыхание. Она пыталась проснуться. Дотронувшись до своего лица, девушка обнаружила, что оно мокрое от слез.
Какая же она глупая! Ее сон, кажется, все разъяснил. Как она может поехать на бал? У нее же нет наряда! Тетя Клорис ни за что не купит ей платье. И во всем этом она сама виновата — сама себя поставила в такое глупое положение. Она так хотела танцевать с Грэгором, что совершенно забыла о том, в каком плачевном состоянии находится ее гардероб.
Когда мысль о том, что мать намеревалась продать свои драгоценности, всплыла в памяти, Евгения тут же ее отвергла. Она никогда не согласится.
Маркиз, должно быть, уже получил ее письмо. Она ведь еще вчера отослала его. Ну что ж, она напишет еще одно и отменит свое согласие.
Миссис Давдейл появилась в гостиной, радостно напевая. Евгения съежилась на стуле. Вчера вечером она сказала матери, что приняла приглашение маркиза Бакбери. Мать была в восторге. Но Евгения, опасаясь, что мать может заинтересоваться, почему она изменила решение, быстро отправилась спать. Теперь придется объясняться по другому поводу: почему она передумала!
Мать села, довольно потирая руки.
— Евгения, дорогая, следующие несколько дней обещают быть очень интересными.
— Интересными, — тихо повторила Евгения.
— Мы будем готовиться к балу!
— Мама, — еле слышно начала Евгения, — не будет никакого веселья. Понимаешь... Я передумала. Я... все-таки не поеду на бал.
— Не поедешь? — пролепетала миссис Давдейл.
— Нет.
— Ты несносная девчонка! Зачем ты непрестанно мучаешь мать?!
— Мама! — умоляюще произнесла Евгения. — Я не могу поехать. У меня нет платья. Я больше не хочу надевать перешитое!
- Ах, вот в чем дело?! — Миссис Давдейл чуть не потеряла сознание от облегчения и радости. — Не беспокойся об этом. Все уже продумано.
— Продумано?
— Теперь у меня есть деньги. — Мать с торжеством посмотрела на дочку. — Завтра мы поедем выбирать ткань и потом наймем портниху. Ей придется работать быстро, до бала осталась всего неделя.
— А где ты взяла деньги? — побледнев, переспросила Евгения. — Ты что, продала драгоценности? Я не поеду к портнихе, если окажется, что ты продала драгоценности! И если я узнаю об этом позже, я никогда не прощу тебе!
Миссис Давдейл заколебалась. Дочь выглядела такой решительной, что стало понятно — она выполнит то, что задумала.
— Нет, дорогая,— медленно ответила мать.— Я не продавала драгоценности.
За завтраком миссис Давдейл была весьма задумчивой. Евгения отправилась переодеваться, а миссис Давдейл осталась в гостиной. Когда Бриджит пришла убрать со стола, она попросила принести перо и бумагу. Она хотела написать письмо, а в гостиной было теплее, чем в спальне.
Бриджит исполнила просьбу. Миссис Давдейл писала медленно, обдумывая каждое слово. Потом запечатала письмо и передала его служанке.
— Отнеси это письмо по адресу, указанному на конверте. Я дам тебе шиллинг на двухколесный кеб. И еще, — добавила она, — ты ни при каких обстоятельствах не должна рассказывать об этом мисс Евгении.
Воскресенье показалось Евгении длинным и скучным. Мать больше не упоминала ни о бале, ни о
