Лидия последовала за ним к широкому дивану у камина. Дерзкая выходка Энн не на шутку ее тревожила, и теперь, когда наконец-то появилась возможность хоть с кем-то разделить свои опасения, у нее словно камень с души свалился. Она даже не вспомнила, что предстала перед Джеральдом в ночной рубашке и в халате.
Держась слегка чопорно, Лидия присела на краешек дивана и поплотнее запахнула халат.
– А почему вы считаете, что она уехала именно с бароном? – поинтересовался Джеральд.
– Мне кажется, она вот-вот влюбится в него по уши, – ответила Лидия. – Все последнее время они постоянно вместе. Сегодня они встретились за ланчем, потом он проводил ее до дома. Затем они отправились в клуб пить чай, по крайней мере, они так сказали, а вернулась Энн только к ужину. Вы, должно быть, помните, что она объявила, что после ужина намерена лечь спать.
Вспомнив, что произошло с ней самой после того, как Энн уехала с бароном, Лидия запнулась, чувствуя, как лицо ее заливает краска, однако тотчас заставила себя говорить как можно тверже.
– Вернувшись, – сказала она, – я прямиком направилась в комнату Энн. Мне показалось, что она не в настроении разговаривать со мной, однако она еще не переоделась ко сну. Она сказала, что устала, поэтому я вскоре ушла. Где-то через полчаса я заметила, что кто-то прошмыгнул вниз, и обнаружила, что ее комната пуста. В дальнем конце аллеи ее поджидала машина, и я подозреваю, что она отправилась на свидание именно с бароном.
Джеральд внимательно ее выслушал. Затем достал сигарету и, прикуривая, склонил голову к пламени зажигалки. Лидия бросила на него быстрый взгляд.
«Как он все-таки красив», – подумала она, однако тотчас напомнила себе, что по-прежнему на него зла – в саду он повел себя как настоящий подлец.
– А по-моему, вы делаете из мухи слона, – наконец произнес он.
– Энн всего восемнадцать лет, – возразила Лидия, – а ваш друг женат и к тому же наполовину египтянин.
– Выходит, вы про него уже все знаете, верно? – спросил Джеральд. – Почему вы уверены, что он мой друг?
– А разве нет? – удивилась Лидия.
– Он часто бывает у нас. Вот вы только что назвали его моим другом, а при этом считаете, что он – неподходящая компания для моей падчерицы?
– Совершенно верно. Именно так я и считаю! – вспылила Лидия. Тон Джеральда начал ее раздражать.
– И что же в нем такого неподходящего? – поинтересовался Джеральд.
– Начнем с того, что он женат, – сказала Лидия.
– Сдается, у вас несколько старомодные взгляды, не так ли?
Лидия вскочила с дивана.
– А я еще рассчитывала на вашу помощь! – воскликнула она. – Увы, как я ошиблась. Пожалуй, лучше будет поговорить с матерью Энн.
– Сомневаюсь, что она способна вам помочь, – возразил Джеральд. – Кроме того, не уверен, что у нее повернется язык назвать моих друзей «неподходящей компанией». В ваш черный список попал только барон или есть еще кто-то?
Лидия больше не собиралась сдерживаться.
– Боюсь, большинство людей, с которыми встречается здесь Энн, – совершенно неподходящая для нее компания. Юной леди, которая еще не знает жизни, не пристало водиться с такими людьми, – возмущенно выпалила она и, глубоко вздохнув, продолжала: – Может, вам по душе водить дружбу с букмекерами, жокеями и скользкими типами вроде барона Себаля, но лично мне – нет, и я всегда считала своим долгом ограждать Энн от подобного общества. Очевидно, я ошибалась.
– Вы бы предпочли, чтобы она общалась исключительно с теми, кто еще недавно из кожи вон лез, чтобы унизить ее мать? – парировал Джеральд.
Лидия невольно вздрогнула. Такое ей даже в голову не приходило.
– Вы глубоко заблуждаетесь, полагая, что я стану принимать у себя этих людей, – продолжал Джеральд. – Те, кого вы считаете «неподходящей компанией», поддержали меня в трудные времена, они были и останутся моими друзьями, а ваше так называемое «приличное общество» пусть поступает как хочет. Но в моем доме ноги никого из них не будет.
Он был в ярости, он почти кричал на нее. Лидия начала догадываться, почему он ведет такую жизнь – жизнь, которую она совсем не одобряла и которая очень ее тревожила. Джеральд не забыл и никогда не сможет забыть те годы, когда он и его возлюбленная были изгоями. Унижения, которые выпали на их долю, скандал из-за их побега разожгли в нем ненависть, не утихающую с годами.
Он был озлоблен и жаждал мести, потому-то его дом и оказался полон людей, с которыми ему пришлось общаться после того, как «приличное общество» захлопнуло перед ним двери.
И Лидия со всей ясностью поняла, зачем ему все эти вечеринки, наигранная веселость, присутствие в доме таких женщин, как Нина Хигли.
Джеральд ненавидел приличное общество, потому что оно его отвергло.
Он наслаждался репутацией отъявленного мерзавца, старался казаться хуже, чем на самом деле, и делал все возможное, чтобы подавить в себе благородство, все то лучшее, что было заложено в него воспитанием.
Глядя на него, Лидия даже представила себе весь тот ад, через который ему наверняка пришлось пройти в былые годы.
Как истинный англичанин, он любил страну, в которой родился и вырос, но откуда еще совсем юнцом двадцати двух лет был изгнан лишь потому, что без памяти влюбился.
Лидия машинально протянула руку и дотронулась до его плеча.
– Простите, я об этом не подумала, – сказала она и, не прибавив больше ни слова, вышла из комнаты.
Поднявшись наверх, она еще долгое время стояла, погрузившись в свои мысли. Какая жалость, что годы не только лишили Маргарет ее красоты, но и подвергли унижениям такого гордого человека, как Джеральд.
После этого разговора не составляло труда представить, как легко красота Маргарет Таверель поразила юного и влюбчивого Джеральда в самое сердце и весь мир перестал для него существовать. И как потом, постепенно, оба начали понимать, какую чудовищную ошибку совершили.
И в довершение всего – злополучное падение с лошади, приковавшее Маргарет к постели, – оно разбило последнее звено, соединявшее их. Они стали страдать поодиночке, скрывая свои муки от всего мира, но не друг от друга.
Он был связан нерушимыми оковами верности с женщиной, к которой больше не испытывал никаких чувств, с женщиной, которая лишь оплакивала свою поблекшую красоту. Это был уже не тот наивный и пылкий юнец, который ради этой красоты когда-то пожертвовал своей жизнью.
Даже сэр Джон едва ли пожелал бы для своей неверной жены более изощренной мести. Никакие муки ада не сравнятся с их страданиями.
Джеральд же старался забыть – нет, не любовь и не страдание, а старый дом посреди зеленых лугов и связанное с ним и утраченное со времен юности ощущение радости.
Он пытался забыть гордость в голосе своей матери, отцовскую руку на своем плече, слуг, которые знали и любили его с самого детства.
Забыть же все это он мог, лишь предаваясь пьянству в беспутной компании или отплясывая до упада в душных ночных клубах.
В глазах Лидии стояли слезы; еще миг – и они медленно покатились по ее щекам. Потянувшись за носовым платком, она поняла, что плачет из-за Джеральда Карлтона – из-за того юноши, каким он был, и из-за того мужчины, каким он стал.
Внезапно ей сделалось страшно. Не за него – за себя.
Энн вернулась почти в час ночи. Лидия услышала, как стукнула входная дверь, когда та вошла. Но что это? Похоже, ее прихода ожидал кто-то еще. Из гостиной вышел Джеральд; Лидия услышала, как он спросил:
