— Благодарю тебя, Господи, — сказала Минерва, глядя на луну.
Все вокруг казалось слишком огромным, гнетущим, и девушка бросилась бежать к своему дому, словно только родные стены могли заставить ее почувствовать себя в безопасности.
Очутившись у себя в спальне, она сбросила мокрую одежду, надела ночную рубашку и юркнула в постель.
Только теперь она могла не сдерживать слез, которые катились по ее щекам.
Уткнувшись в подушку, Минерва плакала, громко всхлипывая, словно ребенок, который испугался темноты и вдруг увидел, что его обнимают руки матери.
— Я жива! Я жива! О папа, ты спас меня, когда я уже не верила в это!
Она плакала до изнеможения, в то же время чувствуя, что слезы приносят ей облегчение после всего произошедшего.
Каким бы ни было будущее, ей совсем не хотелось умирать.
— Я спасена… спасена!
Она повторяла это снова и снова до тех пор, пока наконец не уснула.
Минерва проснулась и поняла, что проспала гораздо дольше, чем обычно.
Она лежала в постели, глядела на проскользнувший между занавесок солнечный луч и вспоминала все события прошлой ночи.
Сейчас все казалось не более чем сном. Такие ужасные вещи просто не могли произойти в действительности.
И все же она каким-то чудом сумела пережить их.
Минерва увидела мокрые брюки и рубашку, брошенную на полу. Девушка лениво подумала, что надо бы встать и убрать их, чтобы дети не увидели странную одежду и не начали задавать вопросов.
Не успела она подумать об этом, как дверь приоткрылась и в комнату заглянула Люси.
— Ты проснулась, Минерва? — спросила она. — Ты так устала, что мы не стали тебя будить и позавтракали сами.
— Какие вы молодцы, — похвалила ее Минерва. — С моей стороны было очень нехорошо так долго спать.
— Дэвид сказал, что ты устала, потому что нервничала, — ответила Люси.
Минерва подумала, что девочка права.
Хотя ее жизнь чудом оказалась спасена, девушке не удалось выполнить свой план и спасти дом.
Она попыталась догадаться, стал ли граф искать ее после того, как добрался до двери и обнаружил, что остался один.
Возможно, посол затаился на случай, если графу все-таки удалось спастись, и напал на него.
Чтобы не думать о графе и о своей неудачной попытке шантажа, Минерва стала быстро одеваться.
Спустившись вниз, она увидела, что дети собираются отправиться на занятия.
— Вот бы я сегодня покатался, если бы у меня была хоть одна из графских лошадей! — сказал от дверей Дэвид.
— Будь мечты лошадями, мы все ездили бы верхом, — переиначила пословицу Минерва.
— У него столько лошадей! — возразил Дэвид. — Вот если бы он позволил мне прокатиться, я был бы так счастлив!
— Сомневаюсь, — ответила Минерва. — Чем больше человек имеет, тем больше он хочет. Тебе придется довольствоваться ходьбой пешком, как всем нам!
Дэвид промолчал, и Минерва поняла, что он с завистью думает о замковых конюшнях. Девушка вздохнула.
— Этот несносный человек перевернул нам всю жизнь! — сказала она себе.
Когда она увидела, что дети, взяв книжки, стали спускаться к деревне, она отправилась в гостиную и села поразмышлять о вчерашней ночи.
Ей пришлось признать, что граф вел себя очень храбро. Должно быть, он не меньше ее ужасался мысли о том, что они попали в ловушку, из которой нет выхода. Разумеется, он был испуган! Попав в подобное положение, ни один человек не смог бы сохранить спокойствие.
Однако граф явно не был трусом, и Минерва никак не могла отделаться от мысли, что ее отец тоже гордился бы своей дочерью, потому что она не стала рыдать и кричать, хотя ей этого и хотелось.
Внезапно она осознала, что не продвинулась вперед ни на шаг и теперь придется изобретать другой способ избавить Тони от уплаты проигранных двух тысяч.
Пока что Минерва видела один-единственный выход — продать дом.
Она стала вытирать пыль в гостиной и каждый раз, беря в руки какую-нибудь дорогую ей вещь, думала о том, что больше уже не увидит ее.
Примерно через час она услышала топот копыт на дорожке и выбежала в холл.
Как она и ожидала, это был Тони. Он спрыгнул с прекрасного скакуна и повел его в конюшню, бросив по пути сестре:
— Я надолго. Мне столько надо тебе рассказать! Минерва подождала брата в коридоре. Вскоре он
вошел, поцеловал ее в щеку и произнес:
— У меня появилась возможность приехать повидать тебя — а знаешь почему? Гости разъехались!
Минерва ошеломленно воззрилась на брата.
— Разъехались?
— Вообще-то это можно понять, — сказал Тони, — потому что вчера вечером вернулся испанский посол, а сегодня они с женой уехали еще до завтрака.
Минерва промолчала, изо всех сил изображая удивление. Тони продолжал рассказ:
— Когда его сиятельство так неожиданно появился, все были очень удивлены, а уж когда они с женой уехали еще до восьми утра, гости начали гадать, что же будет дальше.
— И что же произошло? — спросила Минерва.
— Ну, ты вряд ли поверишь этому, но граф сообщил всем камердинерам и горничным, что вещи их хозяев должны быть собраны к одиннадцати часам.
Минерва взглянула на каминные часы — оказывается, был уже почти полдень.
— То есть ты хочешь сказать, что они все уехали в Лондон? — спросила она брата.
— Граф посадит их на яхту в Лоустофте, но сам вернется в замок.
— А почему… почему ты не… поехал с ними? — спросила Минерва.
— Об этом-то я и хотел рассказать, — ответил Тони. — У меня нет камердинера, поэтому ко мне был приставлен один из лакеев. Он рассказал мне о произошедшем и о том, что его светлость просит меня остаться в замке.
Минерва очень удивилась услышанному. Тони продолжал:
— Я немного запоздал к завтраку и все гадал, зачем все это нужно. Граф сказал мне:
«Я хотел бы потренировать своих новых лошадей, Линвуд, и мне кажется, что вы могли бы оказать мне помощь. Я знаю, что вам нравится верховая езда».
Минерва безмолвно смотрела на брата, и Тони пояснил:
— Это правда, хотя все это и было довольно неожиданно. Разумеется, я согласился.
— Вряд ли ты смог бы поступить иначе, — заметила Минерва.
— Я тоже так подумал, — согласился Тони. — Вообще-то это мне по душе, но я все еще удивлен тем, что граф захотел остаться со мной наедине.
— Ты хочешь сказать… что в замке больше никого не будет?
— Никого, если только граф не пригласит новых гостей из Лондона, но это маловероятно.
На мгновение Минерва задумалась, тщательно подбирая слова, а затем спросила:
— А посол попрощался с графом?
— Странно, что ты об этом спросила, — сказал Тони. — После того как посол уехал, я услышал, как граф говорил своему секретарю: