Часы медленно шли, но только около четырех утра она услышала наконец стук входной двери, и в гостиную зашел брат.
Тина спрыгнула с постели и помчалась туда.
– Почему ты так поздно?! Что случилось?
Кендрик сбросил цилиндр и плащ и притянул к себе сестру.
– Все в порядке. Не мучай себя, хотя, признаюсь, сам я чертовски рад, что не мне придется стоять под пистолетами этого маркиза.
– Да, но это вынужден делать за тебя граф!
– Знаю, знаю – и весьма признателен.
– Я умоляла его спасти тебя, только поэтому…
– Конечно, ведь он от тебя без ума. Что, впрочем, не снимает с меня позора за то, что я послал вместо себя на дуэль другого человека. Но что мне оставалось делать?! – Последний вопрос прозвучал в его устах наивно и жалко, как у нашкодившего мальчишки.
– Вот и я все время думала об этом, – вздохнула Тина. – Действительно, драться с маркизом тебе категорически невозможно. Ранит ли тебя он или ты его, – скандал неминуем. А если будет скандал, то и папе неизбежно станет все известно.
– Ты думаешь, я сам всего этого не знаю? – взвился Кендрик. – Но сказать правду нет никакой возможности. Это позор.
– Тогда нам остается только молиться всей душой, чтобы дуэль закончилась бескровно – тогда вся история скоро забудется. Париж слишком большой город для таких мелочей.
Кендрик ничего не сказал, но по его лицу девушка видела, что на такой исход поединка он надеется мало.
В нервной растерянности он принялся ходить по комнате.
– Дело еще вот в чем, – признался он. – Па этой дуэли я буду секундантом графа, поскольку он не хочет брать никого из своих. Вторым мне пришлось попросить одного из приятелей Филиппа – и я остановил выбор на Энтони.
– Ты будешь секундантом графа?! – едва слышно прошептала Тина. – Тогда и я поеду с тобой.
– Ничего подобного! – жестко остановил ее брат. – Дуэли не для женщин.
– Но это особый случай, – не сдавалась девушка. – Как вы будете туда добираться?
– В экипаже, нанятом мной на минувшую ночь. Я уже приказал кучеру один раз подождать окончания вечера, а теперь он снова стоит внизу, ожидая дальнейших распоряжений.
С этими словами Кендрик снял фрак, а Тина в изнеможении опустилась в кресло.
– Ну, вот что, – наконец заявила она. – Я все-таки поеду с вами, но буду сидеть в экипаже. Таким образом, я смогу увидеть все события, а если, даст Бог, все кончится благополучно, то никто никогда и не узнает о моем пребывании на месте поединка.
– Но я уж сказал тебе, что ты не поедешь. Ни при каких обстоятельствах, – решительно отрезал брат. Затем немного помолчал и добавил еще более жестко и едва пи не по слогам: – Я полагаю, что произошло самое плохое из всего, что могло случиться, – ты влюбилась в графа.
«Что ж, – подумала Тина, – при нашей близости с Кендриком он все равно рано или поздно должен был догадаться об этом».
– Да, я люблю его, – не стала она отпираться.
– О Боже! Этого еще не хватало чтобы окончательно запутать всю ситуацию!
– Я ничего не могу с собой сделать.
– А он? Он тоже влюблен?
– По крайней мере, утверждает.
– Тогда поклянись всем, что есть у нас святого, что даже ему ты никогда не раскроешь наше инкогнито. Я знаю, он человек благородный и при любых обстоятельствах таковым останется, но ты должна сама понимать, что, если, пусть даже совершенно случайно, он проболтается о нашем секрете своим друзьям, лакею – да кому угодно! – нас могут начать шантажировать – и причем самым гнусным образом!
Убитая, Тина молчала, но через некоторое время справилась с собой и тихо сказала:
– Говорить об этом графу мне нет никакой необходимости, ведь я знаю, что когда мы… покинем Париж… больше мне не видеть – В голосе ее явственно послышались рыдания, и девушка стремглав выбежала из комнаты.
у себя она судорожно оделась в самое простое из своих платьев и набросила на плечи темно-зеленый бархатный плащ, постаравшись закутаться в него как можно плотней.
Она вытащила из прически драгоценности и умылась ледяной водой, дабы смыть с лица слезы и последние остатки косметики.
Когда она вернулась в гостиную, Кендрик был уже готов и ободряюще положил ей на плечо руку.
– Держись, дорогая, может быть, все не так уж и плохо. А, кроме того, ты сама знаешь, за все удовольствия надо платить. Платить так или иначе.
Держась за руки, брат и сестра спустились вниз, и Кендрик приказал кучеру гнать в Буа.
Казалось, кучер сам знает, куда надо ехать, что еще больше расстроило девушку: да, Париж вовсе не то
