и не дать установить наши подлинные имена? – испуганно пролепетала Тина.
– Нам остается только одно – исчезнуть. – Кендрик помолчал немного и веско добавил: – Если мы останемся, то очень скоро станет известно, что я никакой не Вийерни, а проведя некоторые расспросы в Виденштайне, они убедятся, что таинственная дама как две капли воды похожа на принцессу Марию- Терезию. – Тина при этих словах заплакала еще отчаянней, и Кендрик прекратил истязание. – Я уже попросил Рене начать укладывать твои вещи и даже заказал экипаж. В нашем распоряжении только час, без пятнадцати одиннадцать мы должны быть на вокзале.
– Но, Кендрик, а как же мне быть… с графом?
– Забыть! – последовал лаконичный ответ.
Совершенно убитая. Тина принялась одеваться, а Рене бойко, но довольно неумело паковала ее чемоданы.
– Как жаль, что вы покидаете нас так скоро, мамзель, – болтала она. – Мне было так приятно служить вам.
– Спасибо, – бездумно ответила девушка, но внезапно в голову ей пришла смелая мысль. – Рене, не будете ли вы так любезны оказать мне последнюю услугу?
– С удовольствием, мамзель.
– Когда господин граф заедет за мной в одиннадцать, как обещал, передайте ему мое письмо.
– Разумеется, мамзель.
И Тина решилась написать письмо, хотя поначалу была уверена, что лучше всего было бы исчезнуть без всяких объяснений.
Но она слишком любила графа, как и он ее.
Еще засыпая, она с горечью думала о том, как трудно будет завтра выслушивать планы Грамона об их совместном будущем и не сметь сказать ему правду.
Неужели Судьба их бегством просто избавляет ее от очередной лжи?
По, с другой стороны, каждая клеточка ее существа рвалась к любимому и говорила холодному рассудку что он неправ.
Впрочем, что могла она написать?
Как посмеет она признаться, что у них нет будущего и что их любовь всего лишь метеор в унылой будничной жизни?
И все же, уже одевшись и проверив упакованные чемоданы. Тина бросилась в гостиную и, схватив там с секретера несколько листков почтовой бумаги и ручку, метнулась обратно к себе.
Она чувствовала, что если брат застанет ее пишущей, то непременно начнет возражать и ругаться, а времени и так уже было в обрез.
Набросав первую строчку за своим туалетным столиком. Тина услышала, как Кендрик уже прощается с консьержем.
В ее распоряжении оставалось не больше минуты, и она лихорадочно написала всего несколько строк:
Едва девушка успела запечатать письмо, как в дверях появился Кендрик.
– Ты готова. Тина? Нам надо ехать.
– Все уложено, мсье, – ответила за нее Рене.
Ловкой девице удалось чем-то отвлечь внимание Кендрика, и в это время Тина сунула ей конверт вместе с десятифранковой купюрой.
Рене привычным жестом опустила их в карман передника.
– Мерси, мамзель, – прошептана она, чтобы не услышал Кендрик. – Я выполню все в точности как вы сказали, мамзель.
Багаж быстро погрузили на крышу экипажа, и беглецы поехали, Кендрик – раздраженно-угрюмый, а Тина – в слезах и страхе.
Она бездумно смотрела в окно. вспоминая, как целовал ее граф, и зная, что никогда больше не испытать ей того восторга и наслаждения, которые дарили его поцелуи, уносившие ее душу к небесам.
«Как же я буду жить без этого счастья?» – подумала девушка, и мир покрылся для нее черной пеленой.
Беглецы добрались до узловой станции часа через два, но там им пришлоь еще долго ждать местного поезда в Эттинген.
Всю дорогу от Парижа они сидели в купе вдвоем, но большей частью молчали, оба уставшие после бессонной ночи.
Все мысли Тины были заняты графом и тем, какие чувства вызовет у него поданное Рене письмо с известием, что и Кендрик, и она покинули Париж в неизвестном направлении.
Она вспоминала все слова любви, которые он говорил ей, и знала, что отныне будет повторять их снова и снова всю жизнь, ибо они останутся для нее единственным утешением.
На узловой Кендрик, словно для того, чтобы размяться, принялся разгуливать по платформе взад-
