– Этот старый скряга, Христиан Дрисдейл, прятал у себя в доме целое состояние Будь у меня время поискать получше, я, наверное, обнаружил бы гораздо больше. Мне и так пришлось оставить золотую и серебряную посуду, которую он забирал у роялистов, драгоценности, отнятые им у вдов и матерей, которые потеряли своих сыновей.
– Я даже сейчас не могу вспомнить о нем без содрогания, – прошептала Тея.
– Забудьте о нем, – негромко сказал Лусиус. – Он ушел из вашей жизни. Вы должны быть счастливы, и, я уверен, тысяча поклонников только и мечтают о том, чтобы составить ваше счастье.
Tee показалось, что в его голосе вдруг прозвучала горечь, и она ощутила то торжество, которое охватывает женщину, когда она видит, что возбуждает ревность в мужчине. Однако она так и не научилась дразнить мужчин, чтобы усилить это чувство.
– Мне делали немало предложений, – открыто призналась она, – но мне казалось, что большинство тех, кто их делал, больше интересовались моими деньгами, а не мной, а я сама пока никого не полюбила.
Но не успела она договорить, как поняла, что лжет. Существовал один человек, которого она любила с самой первой встречи. Именно воспоминания о нем делали других мужчин бесцветными и неинтересными в ее глазах. Именно его голос звучал в ее сердце, его губы она не могла забыть, хотя лишь раз они прижимались к ее губам.
Ей показалось, что все это так ясно написано на ее лице, что Тея не решалась встретиться взглядом с этим единственным.
– Вы получали предложения от многих мужчин! – задумчиво повторил он. – И от кузена Рудольфа?
Девушка покраснела.
– Ему нужны мои деньги, – тихо проговорила она. – Если он кого-то и любит, то, по-моему, это леди Каслмейн.
Лусиус резко отвернулся, и Тея печально подумала, что чем-то оттолкнула его. Он прошелся по комнате, а потом, не поворачиваясь к ней, сказал:
– Рудольф хочет на вас жениться! Вам следовало бы принять его предложение и вернуться в Стейверли. Мне хотелось бы думать, что именно вы стали маркизой.
Тея ничего не ответила. Она не понимала почему, но от его слов ей стало почти нестерпимо больно. Показалось, будто он отрекается от всего: не только от Стейверли, но и от нее.
– Вы будете принимать гостей в серебряном салоне, – продолжал Лусиус. – Я так и вижу, как вы расставляете там цветы. Красные розы на серебристо-сером фоне стен. Будете ходить по аптекарскому огороду, и у вас в чулане будут храниться баночки и бутылочки с лечебными смесями и бальзамами на все случаи жизни. Вы будете сидеть во главе стола, а ваши гости – есть с золотых тарелок и пить из хрустальных рюмок, украшенных фамильным гербом. И из этих окон вы будете наблюдать за тем, как ваши дети удят рыбу в озере или играют в мяч на лужайке, а рядом с ними с веселым лаем резвятся собаки…
– Мое будущее не с Рудольфом, не с Рудольфом!
Эти слова сами слетели с губ Теи, и как только она произнесла их, Лусиус стремительно обернулся к ней. На его лице появилось такое выражение, какого она никогда прежде не видела.
Казалось, целую вечность они смотрели друг на друга, стоя в разных концах комнаты, а потом он вдруг оказался рядом с ней и заключил ее в объятия. Трепеща, она прижалась к его груди, не сводя с него глаз. Ее прелестные губки полуоткрылись, словно в ожидании поцелуя. Он смотрел на это безупречно красивое лицо, которое теперь, освещенное внутренним светом, казалось еще прекраснее. Наконец глухим от волнения голосом Лусиус проговорил:
– Ах, любимая, как я могу с тобой расстаться? Я так тебя люблю!
А потом он приник к ее губам. Он целовал ее, как человек, который, погибая от жажды, вдруг почувствовал на губах живительную влагу. Они льнули друг к другу в неистовом блаженстве, будто их охватило божественное пламя и увлекло с собой в светоносный рай. Они страстно обнимали друг друга, испытывая восторг от этой близости, но зная, что опасность нависла над ними дамокловым мечом.
– Дорогая… любимая! – прерывисто шептал Лусиус, и губы его снова и снова приникали к сияющим глазам Теи, к ее порозовевшим щекам, к нежному округлому подбородку…
А потом он прижался лицом к душистой атласной шейке, и девушке показалось, что еще немного – и она потеряет сознание от того сладостного восторга, который пробуждало в ней его прикосновение.
– Моя радость, моя любимая! Я мечтал о тебе так давно! – повторял он снова и снова.
Она робко обвила руками его шею.
– Я… люблю тебя. Милый, я тебя люблю!
Она прошептала эти слова у самых его губ, а потом их губы снова слились в поцелуе.
Тея не знала, сколько времени они стояли, околдованные своей новообретенной любовью. На короткое время они забыли обо всем. Уайтхолл был где-то далеко… Или его вообще не было? Лусиус увлек ее в тот волшебный мир, где они были только вдвоем, где, кроме них, существовала только их любовь.
В камине затрещало полено, и этот звук заставил Тею опомниться. Она чуть отстранилась от Лусиуса и воскликнула:
– Милый, тебе грозит опасность! Сюда в любой момент могут нагрянуть солдаты. Я не могла приехать к тебе сразу же, как узнала о намерениях сэра Филиппа, потому что вечером должна была присутствовать на королевском обеде. Они быстро доберутся сюда, если во главе отряда окажется человек, который знает дорогу. Тебе надо уехать! Предупреди своих людей, пусть седлают коней.
– Как я могу сейчас уехать? Что для меня все опасности, если ты любишь меня!
– Ах, милый, будь благоразумен! – взмолилась Тея. – Если тебя арестуют, я буду умолять, чтобы меня тоже арестовали. Если ты должен будешь умереть, я умру вместе с тобой!
Казалось, ее слова наконец заставили Лусиуса понять, что опасность, о которой его предупреждали,
