— Как могло такое случиться?
— Твой дед был ужасно расстроен и рассержен бегством Кпементины, однако, по-моему, он простил бы ее, если бы не герцог Сомак. Он то захлебывался яростью оттого, что оказался в столь глупом положении на собственной свадьбе, то впадал в уныние и отчаяние, которых я не могу описать: ведь он воистину утратил любимую.
Сomtesse глубоко вздохнула — ей явно было трудно вспоминать о столь прискорбных событиях.
— Я не сомневаюсь, — продолжала она, — именно герцог виноват в том, что твой дед стал таким неуравновешенным… Никто не мог даже упомянуть при нем имени твоей матери, чтобы не вышел скандал.
Канеда молчала, думая о том, что мать ее считала себя забытой и выброшенной из памяти.
— Секретарь твоего деда, прослуживший у нас много лет, человек преданный, был глубоко расстроен происходящим и, когда пришло письмо от твоей матери, отослал его назад, дажене известив ни меня, ни графа.
— Как посмел он так поступить? — • вспыхнула негодованием Канеда.
— Он полагал, что таким образом избавит нас от лишней боли, — ответив
сот1е55е. — Я всегда считала, что от доброжелателей добра не жди.
— А maman написала, что у нее родился сын.
— Как жаль, что я узналаоб этомтакпоздно, — пробормотала сот^еззе;
Старческие глаза наполнились влагой, и слезы побежали по щекам.
Порывистым движением Канеда прикоснулась к бабушкиной руке.
— Я вовсе не хотела расстроить вас, — сказала она. — И не сомневайтесь, maman жила в счастье, невзирая на нашу бедность, Мне даже казалось, что солнце в нашем доме сияет целый год.
— И она никогда не жалела об отвергнутом ею положении в обществе? — — спросила comtesse.
Канеда отрицательно качнула головой.
— Я думаю, рара и maman не променяли бы своего счастья на целое королевство.
Тут Канеда подумала, что такова истинная любовь; впервые за всю свою жизнь она поняла, что мир не в состоянии предложить ничего более чудесного, чем находиться в объятиях любимого мужчины.
Но, всем существом тоскуя по герцогу, она торопливо промолвила:
— Я хочу рассказать вам о моем доме, grand-mere, о том, какое веселое детство было у нас с Гарри, а еще хочу — пока мы здесь — показать те трюки, которые умеет выполнять мой конь Ариэль.
Тут она поведала бабушке, как они с отцом нашли Ариэля в цирке, и все это время вспоминала, как рассказывала об этом дне герцогу.
Она просто видела эти серые глаза на внимательном, обращенном к ней лице и вновь ощущала не испытанную прежде магическую пульсацию, соединившую их еще до того, как она поняла, что влюбилась.
Когда Канеда закончила, на бабушкиных губах появилась улыбка.
— Спасибо тебе, дорогое дитя, я всегда хотела услышать от вас именно такие вести. Кстати, что ты думаешь о своем будуoем? Тебе девятнадцать. Твоему брату пора искать тебе партию.
— Уверяю вас, я никогда не выйду замуж без любви, — поспешила с ответом Канеда.
Те же самые слова она могла бы сказать и Гарри; однако оставалось с прискорбием констатировать, что если она не обманывает себя, то никогда не выйдет замуж.
Да разве сумеет она увидеть в другом мужчине некое подобие герцога? Неужели она так и останется старой девой, будущей тетушкой при детях Гарри, не имея своих собственных?
Горестная мысль способна была вызвать слезы, и, чтобы избавиться от унылых дум, Канеда поцеловала бабушку и отправилась разыскивать Армана, с которым договорилась о совместной прогулке верхом.
Кузен уже ждал ее, и, конечно же, оставив парк, они сразу въехали в виноградники.
Там царило запустение: повсюду были видны проплешины на месте выкорчеванных из-за болезни лоз.
На одной делянке это произошло совсем недавно — там корни еще горели, и над дюжиной небольших костров в тихом воздухе курился дымок.
Зрелище это вселяет в душу уныние, думала Канеда; даже не глядя на Армана и людей, работавших на винограднике, можно было понять, что будущее сулит им лишь отчаяние.
На обратном пути в замок она решила, что чем скорее вернется в Англию, тем будет лучше.
Она ощущала, как жизнь де Бантомов заполняет ее своими заботами и тревогами. Смешиваясь с унынием, воцарившимся в ее сердце после расставания с герцогом, они заставляли девушку поверить, что свет солнца навсегда покинул ее душу.
— Я должна сказать сотЬеззе, что собираюсь в дорогу, — сказала она, — наверное, послезавтра или на следующий день.
— Мне будет очень жаль, — ответил Арман. — Вы так порадовали дгапо-теге, а мы с Эпен восхищены нашим знакомством. Но вы могли бы остаться, пока рара и maman не вернутся из Парижа?
— Я обещала брату, что уеду ненадолго, — объяснила Канеда.
Понимая, что ему будет приятно услышать это, она сказала:
— Grand-mere хочет, чтобы вы с Элен побывали в Лондоне, сегодня вечером я поговорю с ней об этом.
Лицо Армана осветилось.
— Весьма любезное приглашение, однако мы наверняка не сможем позволить себе принять его.
Не дожидаясь ответа, он пришпорил коня, как будто для того, чтобы скрыть смущение. Канеде пришлось послать Ариэля в галоп и догнать кузена.
По возвращении в замок Канеда переменила платье и сказала служанке, что та может паковать вещи; затем отправилась на поиски бабушки.
Как и рассчитывала Канеда, comtesse сидела в салоне вместе с мадам де Гокур; солнечный свет падал на лица обеих женщин, вне всяких сомнений, они говорили о ней.
Обе они были француженками, а потому скорее всего обсуждали перспективы ее замужества; ома подумала, какое потрясение испытали бы обе дамы, узнав, что она не представляет своей жизни без мужчины, который на ней никогда не жениться.
Канада направилась к сидящим, и comtesse протянула вперед руку.
— Тебе понравилась прогулка, моя дорогая?
— Восхитительные края!
Канеда не стала говорить бабушке, какой ужас вызвали у нее погубленные виноградники, ведь о сожжении новой делянки в замке могли не знать.
Она не представляла, сколь велики владения де Бантомов, и хотя пыталась не обнаруживать излишнего любопытства, сомневаться не приходилось: и в этом году, и в обозримом будущем реального урожая от виноградников ждать бесполезно.
Она опустилась возле бабушки и мадам де Гокур, как раз приступившей к изложению весьма занимательной истории, приключившейся с ее мужем на первой аудиенции у королевы в Виндзорском замке, когда открылась дверь.
Вошедший старик слуга, а они все здесь были немолоды и туговаты на ухо, громко провозгласил:
— Monsieur le duc де Сомак, мадам!
Какое-то мгновение Канеде казалось, будто она что-то не так расслышала.
Но когда герцог вошел в салон, она просто примерзла к месту.
Она казалась здесь даже выше и привлекательней, чем в Сомаке: едва дыша, Канеда смотрела на него, уверенной поступью направлявшегося к бабушке.
— Леон, дорогой мальчик! — воскликнула comtesse. — Воистину удивительный сюрприз! Почему вы не известили меня, что находитесь в наших краях?
— Это вышло несколько неожиданно, — ответил герцог, поцеловав руку comtesse.
— Кажется, вы не знакомы с мадам де Гокур? — спросила графиня.
— Enchante, madam!23 — Герцог поднес ее руку к своим