И в то же время гордость и чувство собственного достоинства взяли верх над страхами, и она поклялась себе, что ни за что не скажет графу, кто ее родители, до тех пор, пока он не примет ее ради нее самой и не предложит стать его женой, думая, что она всего лишь племянница простого миссионера. Тогда она будет уверена, что граф действительно ее любит.
«Как же я могу сомневаться в нем?» — спрашивала она себя.
И все же Роксана знала, что, подобно змее в садах рая, эти сомнения всегда будут в ней, в тайном уголке ее сердца, пока она не узнает главного.
Она сидела около дерева, откинувшись назад и прислонившись к стволу дерева спиной. Ей хотелось хоть на несколько мгновений позволить миру и покою, царящему вокруг, принести ей утешение, которого она не могла найти в своей душе и в своих растревоженных мыслях.
Невдалеке от нее бегали и играли дети, некоторые, самые маленькие, так же как и Карел, спали прямо на траве, их нагие смуглые тела, казалось, отливали золотом, длинные темные ресницы отбрасывали тени на круглые румяные щечки.
Нигде в мире не было таких красивых детей, как здесь, на Бали, думала Роксана, но невозможно было не заметить разницы между ними и Карелом, и не только потому, что их кожа и волосы были темнее, но он отличался от своих ровесников телосложением.
Уже сейчас было видно, что у Карела будут широкие плечи и крепкая грудная клетка. Роксана не сомневалась, что он будет похож на своего отца, высокого, сильного и красивого мужчину.
И еще она подумала, что ее дети тоже будут очень красивыми, похожими на Карела. Дети ее и графа! Она почувствовала, как тепло стало у нее на душе. Девушка даже вспыхнула при мысли, что однажды она, может быть, будет качать на руках своего собственного сына, а граф будет смотреть на них и ласково улыбаться…
Должно быть, она задремала, так как видела во сне не только графа, но и их будущих детей… Когда Роксана внезапно открыла глаза, то ей показалось, что она все еще спит, потому что сам граф стоял и смотрел на нее.
Она посмотрела на него, все еще не совсем придя в себя, ее разум еще спал и видел сны, так ей, по крайней мере, казалось.
Но, увидев выражение его лица, она мгновенно проснулась, как от резкого толчка, сразу же возвращаясь к реальности.
— Чей это ребенок?
У него был резкий, жесткий голос, который, подобно выстрелу, не просто разорвал тишину, окружающую их, но еще долго отдавался эхом среди деревьев и звучал в ее ушах.
Роксана могла лишь молча смотреть на него, не в силах вымолвить ни слова, надеясь, что она все еще спит и видит дурной сон.
Но затем подозрение, которое она увидела в глазах графа, и резкость его тона напугали ее, и, охваченная внезапной паникой, не понимая как следует, что она говорит, Роксана услышала свой собственный ответ:
— Мой! Мой!
С этими словами она теснее прижала Карела к себе, он проснулся и, что-то лепеча, принялся выворачиваться из ее рук, пытаясь освободиться.
После ее слов на несколько мгновений повисла напряженная тишина, и Роксана увидела лицо графа, с отчаянием понимая, что не может ничего ему объяснить.
Затем он заговорил, и она по-настоящему испугалась выражения его глаз:
— Кто его отец?
И снова, не думая о том, что говорит, движимая только безотчетным страхом и единственной мыслью, что ей ни в коем случае нельзя открыть сейчас правду, она выпалила:
— Я… не знаю!
Она увидела, как выражение недоумения на лице графа сменилось чем-то очень похожим на презрение и отвращение, а затем он резко развернулся и стремительно пошел прочь.
Он уходил от нее!
Сначала Роксана даже не могла поверить в то, что это произошло на самом деле, что граф действительно нашел ее, задал всего два вопроса… и вот теперь, только из-за того, что она не имела права ответить на них правду, все кончено, ее собственный мир и счастье разбились на множество мелких кусочков, которых уже нельзя склеить вместе. Ничего уже нельзя было исправить.
Она почувствовала себя так, словно осталась совсем одна в непроглядной, непроницаемой тьме, покрывшей ее черным саваном. Боль от того, что произошло, казалось, была непереносимой. Роксана не могла двинуться от отчаяния, сжимающего ее словно тисками, она могла только неподвижно сидеть с закрытыми глазами, бессильно откинувшись на ствол дерева, чувствуя, как Карел выполз из ее рук на землю, и понимая, что она осталась одна… совершенно одна…
Наконец Роксана поняла, что не имеет права предаваться отчаянию и должна что-то делать.
Она тяжело поднялась на ноги, внезапно ощущая себя слабой и немощной, словно сила и молодость в одну минуту покинули ее.
Очень медленно она подошла к бали, где все еще работали старый мастер и его помощники.
— Я хочу поговорить с вами наедине.
Ей было очень трудно подобрать правильные слова, но он понял ее. Айда Анак Тему поднялся, отложил свой нож и отошел вместе с ней в тень деревьев.
— Помогите мне… пожалуйста, прошу вас, помогите мне, — взмолилась Роксана.
Он задумчиво посмотрел на нее, и, хотя не произнес ни слова, Роксана видела, что мастер ей сочувствует.
— Мне необходимо уехать отсюда, — сказала она. — Если я останусь, даже если они не найдут Карела, меня могут посадить в тюрьму или подвергнуть еще худшим унижениям.
Айда Анак Тему понимающе кивнул, словно и без дальнейших объяснений ему было ясно, что от голландских хозяев нельзя ожидать ничего хорошего.
— Вы не подскажете мне, куда я могла бы уехать?! — умоляла Роксана. — Где мне найти такое место, чтобы губернатор не смог найти меня там?
Она поколебалась, затем добавила:
— Я должна буду забрать Карела с собой. Его превосходительство знает, что я ваша ученица. Если я исчезну, он может перенести на вас свой гнев и вы можете пострадать.
Старик проницательно посмотрел на нее, и она поняла по его взгляду, что он догадался, какое отношение имеет губернатор к ее решению бежать отсюда.
Все, что здесь происходило, вскоре становилось известно, даже в отдаленных уголках острова.
И то, что губернатор преследовал ее своими домогательствами, не было, без сомнения, секретом ни для кого из балийцев.
— Так куда мне можно было бы уехать? — продолжала с отчаянной надеждой спрашивать Роксана.
Айда Анак Тему подумал несколько мгновений, а затем произнес всего два слова:
— На юг!
Роксана застыла в изумлении.
— Южный Бали? Но как я смогу добраться туда?
Задавая вопрос, она не сомневалась, что голландские правители должны были всячески препятствовать общению тех балийцев, что жили в северной части острова, с соотечественниками, живущими на независимом юге, куда не распространялось их влияние.
— Есть путь, — коротко ответил Айда Анак Тему.
Роксана взглянула на него с внезапно вспыхнувшей надеждой. Это был единственный путь к спасению.
— Вы поможете мне? Вы покажете мне этот путь?
Старик молчал некоторое время, погрузившись в размышления. Затем сказал:
— Ньоман отведет вас туда.
Роксана знала Ньомана, одного из его сыновей, сильного молодого человека, который занимался
