Она тихонько вздохнула, потом подошла к нему и, как на крыльце, где они прятались, положила голову ему на плечо.
- Мне… очень страшно, - пролепетала она. - Очень… очень страшно!
- Я уверен, что завтра утром все образуется. Подобные вещи часто случаются по праздникам.
Она не ответила, просто посмотрела на него и в свете свечей он увидел в ее глазах ужас. Губы ее дрожали.
- Ну, будьте храбрее, - успокаивал ее Дрого, как ребенка. Потом, не отдавая себе отчета в том, что делает, он нагнулся и поцеловал ее. Она на мгновение замерла. Затем, как будто только этого и ждала, она прижалась к нему теснее.
Ее губы были мягкие, нежные. Дрого не выдержал и начал целовать ее все крепче и настойчивее. Наконец он оторвался от нее, и она прошептала:
- Какой прекрасный конец… этого прекрасного вечера!
Ее голос зазвенел, и Дрого снова стал ее целовать. Почувствовав, как в нем закипает кровь, и сдерживая охватившее его желание, он сказал:
- Ложитесь спать, Текла. А я позабочусь о вашей безопасности!
Ее глаза сияли в полумраке, и, не сказав больше ни слова, Дрого ушел, унося с собой лампу.
Спустившись вниз, он вспомнил, что, заперев парадную дверь, не проверил, надежно ли закрыт черный ход. Если в городе начнутся погромы, то мародеры будут грабить все дома, в которые только смогут войти. Дрого прошел в кухню, которая примыкала к столовой на первом этаже. Как он и предполагал, дверь была закрыта только на ключ.
Вверху и внизу двери были два железных засова. Он задвинул оба засова и проверил, надежно ли закрыты окна в кухне и в столовой. Парадную дверь Дрого также запер на засов, которого поначалу не заметил.
Затем он снова поднялся наверх и, зайдя в свою комнату, разделся. Он не сообразил взять какую- нибудь пижаму брата, но халат лежал на стуле, куда Дрого бросил его перед тем, как уйти из дома. Помывшись, он облачился в него и, причесав волосы, направился к двери.
Уже открывая ее, он спросил себя, поступает ли он по-джентльменски по отношению к девушке, которая доверилась ему. Потом с некоторым цинизмом он подумал, что ни одна благовоспитанная девушка, какой бы наивной она ни была, не пошла бы в город одна, не осознавая грозящей ей опасности. Особенно здесь в Ампьюле, которая не была так европеизирована, как некоторые другие балканские столицы.
Текла, разумеется, выглядела еще совсем ребенком и была по-детски наивна. Но если она жила в городе, - а она, безусловно, жила в нем, - она должна была знать, что, появившись одна на вечерней улице в праздник, она неминуемо привлечет внимание мужчин. Меня принимают за дурака, сказал себе Дрого, и если мое желание исполняется, то почему я должен отвергать это? Он понимал, что, уже давно не имея возможности обладать женщиной, был бы сущим чурбаном, если бы не пожелал Теклы.
Открыв дверь, Дрого увидел пробивающийся из щели свет из ее комнаты и решил, что она наверняка ждет его. Он пересек коридорчик и распахнул дверь в спальню. Она лежала в постели: ее волосы, оказавшиеся длиннее, чем он ожидал, струились по обнаженным плечам. В комнате было жарко, и она укрылась лишь простыней, под которой ясно угадывались очертания тела.
Подойдя к постели, он увидел ее лицо в свете свечей и понял, что она спит.
Она была прекрасна. Темные ресницы оттеняли белизну ее кожи, и на мгновение ему показалось, что это богиня, явившаяся ему из мечты.
Потом он заметил, как ее грудь ритмично поднимается и опускается в такт ее дыханию. Она попросту дразнит меня, решил он. Но, посмотрев на ее лицо, Дрого осознал, что она действительно спит и о притворстве не может быть и речи.
Одна рука ее лежала поверх простыни, и длинные пальцы были расслаблены. Он видел, что она больше не дрожит, как прежде, когда он привел ее к себе.
Нагнувшись, чтобы поцеловать ее, он всем своим существом почувствовал ее невинность. Она доверилась ему беззаветно, и оскорбить ее он не мог. Медленно, словно через силу, он поднялся на ноги. Задув обе свечи в маленьком канделябре около ее постели, он взял третью и вышел в коридор, освещая себе путь.
Оказавшись в своей спальне, Дрого еще раз спросил себя, не свалял ли он дурака. Его тело жаждало нежности и молодости Теклы. По правде говоря, ему казалось, что она, пока они были вместе, все время его провоцировала. Как я могу быть таким идиотом и не переспать с нею, что сделал бы любой на моем месте? Спрашивая так себя, Дрого забрался в постель.
Заснуть он долго не мог - все его тело горело от страстного желания обладать ею.
Господи, ну какой же я дурак. Просто набитый дурак! Так ругал он себя, ворочаясь с боку на бок…
Ненадолго забывшись на рассвете, Дрого был разбужен стуком. Сначала он подумал, что стучат рабочие-строители или ремонтники. Потом понял: пришел Маниу, а поскольку все двери заперты на засовы, он не может войти.
Выбравшись из постели, Дрого надел халат и спустился на кухню.
В окна светило яркое солнце, и он подумал, что страхи и тревоги вчера были сильно преувеличены. Как мог он поверить Текле, когда она сказала, что домой возвращаться опасно?
Сейчас при свете дня ему оставалось только смеяться над своей глупостью. Вот уже несколько месяцев он, можно сказать, не видел женщин. И после этого он отверг подарок богов, поступил как последний простак! Как бы потешались над ним его друзья-офицеры, если бы узнали об этом.
В Индии, если белая женщина знала правила, с ней велась честная игра. В Симле, куда в жаркое время приезжали жены офицеров, тех полков, что были расквартированы в долине, «крутилось» множество романов - между женщинами, которые были не прочь нарушить священные узы брака, и мужчинами, считавшими долгое воздержание невозможным при таком климате. «Любовь», по мнению Дрого, было слишком благородным словом для романов такого сорта.
В то же время мужчина всегда должен быть мужчиной. А он вчера сам лишил себя огромного наслаждения.
Нельзя оправдать женщину, которая вместо того, чтобы с нетерпением дожидаться его, заснула. Сейчас он нисколько не верил, что Текла удивилась бы, увидев его. По своему опыту он знал, что, когда входишь в спальню привлекательной женщины, а та, лежа в изящной позе при свете свечей или ночника делает вид, что читает, не следует верить этому. Как и ее словам типа: «О, как вы сюда попали? Я не ждала вас!» Все это лишь игра - игра, которая, правда, если муж ревнив, становилась опасной.
Но эта игра была легкой забавой в сравнении с той, в которую ему пришлось играть позже. Здесь каждое движение было непредсказуемым, в каждом слове слышалась опасность, каждый его вздох мог оказаться последним…
Господи, ну почему я свалял такого дурака вчера вечером? Продолжая терзать себя этим вопросом, на который он и не надеялся найти ответ, Дрого вошел в кухню, отодвинул оба засова и впустил Маниу.
- Ты запереть дверь! Очень хорошо, мистер! - сказал слуга. - Дела плохой. Ты оставаться дом.
- Почему плохо? Что случилось? - спросил Дрого.
- Революция, - ответил Маниу. - Много люди убивать! Красные стрелки стрелять по дворец!
Глава третья
- Они стреляют по дворцу, - повторил Дрого почти беззвучно. Потом спросил: - Это так серьезно?
- Очень серьезно, сэр, - ответил Маниу. Многий солдаты присоединиться к красной стрелки.
Дрого нахмурился. Меньше всего ему хотелось быть втянутым в революцию. Особенно сейчас, когда необходимо добраться до относительно безопасного места, откуда он мог отправить в Лондон срочную информацию.
Войдя в дом, Маниу запер дверь и задвинул оба засова.
- Я делать завтрак, сэр? - спросил он. Только тут Дрого вспомнил, что Текла спала наверху.
