найти кого бы то ни было.
На всем протяжении скаковых дорожек почти на милю вытянулись ряды карет, а перед ними толпились зрители, на время вытесненные с променада, по которому в другие дни прогуливались в перерывах между заездами, обмениваясь впечатлениями о состязаниях.
В некоторых местах экипажи стояли по шесть в ряд, и те, кто оказался между ними и скаковым полем, не могли разглядеть ровным счетом ничего.
Из-за прекрасной погоды и в предвкушении волнующего поединка благородных животных, на которых были поставлены огромные деньги, людей собралось как никогда много, и освободить скаковое поле было совсем не просто.
Граф помнил те времена, когда это делали иомен-пикеры, действительно вооруженные пиками, позднее уступившие свои функции особой конной полиции.
В конце концов порядок рано или поздно воцарялся, однако из-за трудности процедуры начало скачек обычно задерживалось.
Поскольку состязания и награждение победителей затянулись, граф Треварнон, заезжавший в Лэнгстон-Мэнор, чтобы переодеться к торжественному обеду у короля, торопился в замок Виндзоров и несся на такой скорости, что Джем, удостоившийся чести его сопровождать, скакал рядом, затаив дыхание от страха и восторга.
К счастью, эта лихая поездка закончилась благополучно.
Позднее стало известно, что в тот же день на дороге в Лондон произошел ряд несчастных случаев, в которых по меньшей мере две жертвы скончались на месте. Несколько лошадей оказались жестоко покалечены.
Король, несмотря на мучившую его подагру, был в превосходном расположении духа, а что касается леди Конингем, то граф наслаждался ее обществом. Зная ее как обворожительную и умную женщину, он не обращал внимания на слухи, усиленно распускаемые о ней.
Вся компания, собравшаяся у короля, состояла из числа ближайших друзей графа.
Он всегда был очень близок с герцогом Йоркским, что не мешало этим джентльменам отчаянно соперничать на скачках и в фехтовальных турнирах. В этот вечер оба они принимали поздравления, сияя от счастья.
Герцог Йоркский был донельзя измучен треволнениями состязаний и суетной светской жизнью, неизменно окружающей их. У него лишь хватило сил сонным голосом сообщить другу, что это самые лучшие скачки на его памяти и что он в равной мере рад его и своей победе, да похвастаться крупным выигрышем.
Надо сказать, что каждый год зрители сходились на том, что нынешние состязания – лучшие за всю историю, из чего следовал вывод, что каждый следующий турнир оказывался еще лучше предыдущего.
Герцог Йоркский не отличался особым умом, но, обладая тактом и врожденной интуицией, сумел избежать роковых ошибок, из-за которых его братья испортили себе репутацию порядочных людей и заслужили всеобщее презрение.
Благодаря доброму нраву и порядочности он снискал всеобщее уважение и любовь, и граф неоднократно говорил своим друзьям:
– Его светлость – единственный представитель августейшего семейства, проявляющий себя как истинный английский джентльмен старой доброй закалки.
В этот вечер слева от графа сидела очаровательная княгиня Эстерхази, не скрывавшая желания пофлиртовать с блестящим соседом, как она часто это делала, в прошлом, едва ей представлялся для этого подходящий случай.
Однако на этот раз граф Треварнон был непривычно рассеян и иногда даже отвечал невпопад. Те, кто это заметил, приписывали подобные промахи усталости – все знали его как самого любезного джентльмена.
Кто бы мог догадаться, что светский лев то и дело возвращается мыслями к скромной потайной комнатке и ее юной застенчивой обитательнице, спасшей и его, и Крусадера и притом более всего желавшей остаться незамеченной.
Внезапно он почувствовал себя на этом блестящем сборище лишним. У него возникло острое желание как можно скорее вернуться в тихий, полный загадок, дышащий стариной Лэнгстон-Мэнор и вновь отворить потайную дверку, скрытую за резными панелями.
Едва закончился обед, как король попрощался с гостями, сославшись на замучившую его подагру.
Граф Треварнон поспешил покинуть Виндзорский замок.
Он ни с кем не прощался, зная, что, стоит ему обнаружить желание уехать, как найдется дюжина друзей, которые будут уговаривать его остаться.
Поэтому граф последовал за королем до двери, а Его Величество, словно отгадав его намерения, добродушно взял приятеля под руку и вывел из гостиной в коридор.
– Вэлент, неужели вы и вправду надумали уехать так рано? – спросил король лишь после того, как за ними затворилась дверь. – Общество будет очень расстроено вашим исчезновением.
– Без Вас, Ваше Величество, компания расстраивается, – льстиво заметил Треварнон.
– В переводе это означает, что у вас есть на примете более привлекательное общество, – пошутил король, улыбаясь одними глазами.
Поскольку граф Треварнон промолчал, король продолжал:
– Леди Сайдел просила меня замолвить за нее словечко. Насколько я понимаю, она молит о прощении, но из гордости не хочет извиняться.
– Как неудачно, что у Вашего Величества не нашлось случая предварительно переговорить со мной, – заметил граф Треварнон.
