В этой комнате он еще не был. Окинув ее беглым взглядом, Вэлент сразу понял, что помещением давно не пользовались. Мебель и картины были в чехлах.
Граф Треварнон был несказанно рад, заметив, что Нэтти не позаботилась о том, чтобы затворить за собой тайный ход, очевидно, она была уверена, что здесь никто не появится, к тому же ей мешал поднос.
Граф Треварнон поспешил к заветной двери.
Он замер, прислушиваясь, как Нэтти, шаркая ногами, тяжело поднимается по лестнице.
Выждав немного, граф Треварнон шагнул сквозь открытый проход и спустился вниз на один пролет. Здесь он мог постоять на небольшой площадке, пока Нэтти не уйдет, оставаясь для нее невидимым.
Сверху послышались приглушенные женские голоса. Стоя в кромешной тьме, прижавшись к стене, граф Треварнон благодарил судьбу за то, что удача не оставила его и в этом странном предприятии.
– Извините, что я так поздно, милая барышня, – сказала Нэтти, входя в потайную комнату.
– Я и не рассчитывала увидеть тебя раньше, – ответила Демелса, принимая из рук няни поднос.
– Так всегда бывает, когда собираются гости и подается больше блюд, чем обычно, – пояснила Нэтти. – Слугам приходится ждать, когда их накормят, а вместе с ними – и вам.
– Ничего, у меня от ожидания только разыгрался аппетит, – беспечно заметила Демелса.
– Я выбрала то, что, как мне казалось, больше всего вам понравится, – сообщила Нэтти, открывая крышки на тарелках.
– Все выглядит и пахнет чудесно, – похвалила Демелса, – но, что бы ты мне ни принесла, я бы радовалась одинаково, – честно призналась она.
Демелса так переволновалась на скачках, что не могла днем есть сандвичи и маленькие печеньица, приготовленные Нэтти им на ленч. Она даже не прикоснулась к нежнейшему муссу, который Бетси тайком отложила для юной хозяйки из большой вазы с кухни, пока повар графа куда-то отлучился.
Днем Демелса была в состоянии думать только о состязаниях. Думать и молиться за Крусадера, чтобы он не проиграл. Гульдибранд, хотя она отдавала должное прекрасным спортивным качествам жеребца, принадлежавшего сэру Рэмсботтому, нравился ей меньше.
Когда наконец Крусадер миновал финишный столб и толпа всколыхнулась, приветствуя победителя, Демелса почувствовала, что у нее перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы – так велика была ее вполне бескорыстная радость – она никогда бы не решилась делать ставки.
На каждых скачках наступал момент, когда она бывала счастлива наблюдать триумф лошади – из любви к искусству, а конный спорт и был ее в глазах таковым.
Однако на этот раз к радости примешивалась немалая толика гордости. Демелса имела все основания считать себя причастной к успеху Крусадера.
Если бы она не проявила бдительность и, надо честно признаться, если бы она не решилась поступиться благоразумием – сэр Фрэнсис, поставивший на Гульдибранда, мог бы добыть себе нечестным путем целое состояние.
– Вчера вечером произошли странные события, мисс Демелса, – доложила хозяйке Нэтти рано утром.
– А что случилось? – стараясь ничем не выдать себя, поинтересовалась Демелса.
– Двое негодяев пытались отравить Крусадера, но его милость выследил их и, по словам Эббота, вмиг уложил обоих, как профессиональный боксер.
– Какой ужас! – искренне воскликнула Демелса, снова переживая вчерашний испуг. – Только подумать, что такое могло произойти в нашей конюшне!
– Какая низость! – поддержала ее возмущение Нэтти. – Злоумышленников передали полиции, так что негодяи получат по заслугам. А один из гостей его милости поторопился покинуть дом, ни с кем не прощаясь.
– Кто же это был? – спросила Демелса, понимая, что должна проявить любопытство, иначе это вызовет подозрения.
– Сэр Фрэнсис Вигдон, – объявила Нэтти. – У меня в голове не укладывается, что джентльмен и друг его милости оказался замешан в подобную гнусность.
– У меня тоже, – кивнула Демелса. По пути на скаковое поде Эббот ни о чем больше не мог говорить, как только о ночном происшествии.
– Во всем я, старый дурак, виноват, – корил себя старик. – Когда еще сломался этот паршивый замок, а я и в ус не дул. Хотя, с другой стороны, нам ведь никогда не было особой нужды запирать конюшню. Что там было красть, кроме старой упряжи и прелой соломы?
– Впредь надо быть осторожнее, – заметила Демелса. – А вдруг кому-то вздумается вывести из строя нашего Файерберда накануне субботних скачек.
– Не иначе, как через мой труп! – заверил Эббот. – Уж теперь, помяните мое слово, никому спуску не дам! Он прыснул в кулак:
– Повезло его милости! Проснулся аккурат вовремя и сразу – в конюшню, словно сердце у него почуяло, что там орудуют те негодяи.
– Сердце почуяло? – переспросила Демелса.
– Сам Доусон сказал об этом лично мне, – не без гордости пояснил Эббот.
Демелса улыбнулась: граф Треварнон благоразумно взял на вооружение подсказанное ему объяснение.
