– Мы забыли о комнате «священников»!
– Комнате «священников»? – эхом отозвался брат.
– Я буду спать там, – с воодушевлением продолжала Демелса. – Никто не узнает о моем пребывании в доме, а пока все будут на скачках, я стану прибираться и делать все необходимые приготовления к возвращению гостей.
Джерард смотрел на нее в задумчивости. Потом он медленно сказал:
– Мне не нравится твой план. Это слишком рискованно.
– Рискованно? – удивилась Демелса. – Чем?
Он не мог обосновать свои возражения, как будто впервые увидев сестру в совершенно новом свете.
Джерард настолько привык к ней, что ему никогда не бросалось в глаза, как она стала хороша, как отличается ее милый облик от привычного лондонского типа женской красоты.
Весь образ Демелсы был полон свежести, юности, почти детского очарования. От ее изящного овального личика с огромными глазами веяло неизъяснимой прелестью, как от едва раскрывшей свои лепестки маргаритки.
Фамильной особенностью Лэнгстонов были удивительного цвета глаза, в которых, когда свет падал на них под каким-то определенным углом, проблескивали фиолетовые искры.
Джерард полностью унаследовал семейные черты. Что касается Демелсы, то она удивительным образом сочетала отцовские удивительные глаза с пепельно-белокурыми волосами своей матери, отливавшими на солнце чистым серебром.
Это странное сочетание сразу приковывало к себе внимание и, вне всякого сомнения, могло заворожить любого мужчину, который встретился бы на пути Демелсы.
Сестра была на четыре года младше брата, но Джерард по-прежнему считал ее ребенком, что не мешало ему в то же время беззастенчиво пользоваться ее истинно материнской заботой.
Теперь он сказал себе, что обязан оберегать ее, особенно от такого типа, как Треварнон.
– Что ты на меня так смотришь? – спросила Демелса.
Джерард улыбнулся, что придало ему мальчишеское очарование. Несмотря на все его недостатки, он был добрый малый, и сестра, которую он так часто допекал своим мотовством и легкомыслием, любила его больше всех на свете. , – Я задумался о том, что, будь у тебя подходящие наряды, ты затмила бы в свете всех столичных дам. О тебе пошла бы молва по всем гостиным и клубам!
– Надеюсь, что ты шутишь, – зардевшись, возмутилась Демелса. – Мама всегда говорила, что даме не пристало быть предметом обсуждения в клубах. По сути, от этого она… перестает быть дамой.
– Ну, поскольку ты все равно не станешь предметом ничьих обсуждений, тебе это не грозит, – миролюбиво сказал Джерард.
Теперь он посерьезнел и перешел на властный, не допускающий возражений тон:
– Если я разрешу тебе перебраться в комнату «священников», ты готова пообещать мне, что не покажешься из тайных помещений, пока Треварнон или кто-то из его гостей находится в доме? Помолчав, он добавил:
– Демелса, я не шучу. Либо ты сейчас же дашь мне в этом честное слово, либо отправишься вместе с Нэтти в Нортумберленд, а с домашним хозяйством пусть управляются слуги Треварнона.
– Ну конечно, милый братик, я обещаю, – сказала Демелса с обезоруживающей искренностью. – Ты ведь не думаешь, что я буду искать встречи с этим графом или другими повесами, с которыми ты прожигаешь жизнь в столице? Хотя твои рассказы о них иногда и занимают меня, но я отнюдь не одобряю твоих приятелей и их – и твоего тоже – образа жизни. Джерард рассмеялся:
– О котором, слава богу, ты и понятия не имеешь. Что ж, я целиком полагаюсь на твое благоразумие. Может быть, я поступаю не правильно, но я и сам понимаю, что без тебя все хозяйство развалится.
– Это самое приятное из всего, что мне сегодня довелось от тебя услышать, – улыбнулась Демелса. – Но, Джерард, раз ты получишь столько денег, ты можешь выделить мне некоторую сумму на жалованье слугам и на продовольствие – на время своего отсутствия?
– Ну конечно, – ответил Джерард. – Я слишком часто злоупотребляю твоей любовью, сестренка. Не сомневайся, если мы вместе переносили тяжелые времена, мы разделим и радость.
– Спасибо, дорогой, – ответила Демелса. – Ты знаешь, как я не люблю докучать тебе просьбами, но мне стыдно брать продукты в дом у местных торговцев.
– Я пока что не обратил чек Треварнона в наличные, но у меня найдется пара гиней на самое необходимое, – беспечно кивнул Джерард.
Он достал из кармана пригоршню золотых монет и, не пересчитывая, высыпал на ладошку Демелсы.
Бережно убрав деньги в кошелек, она благодарно поцеловала брата.
– А теперь мне пора заняться хозяйством, – объявила Демелса. – Если джентльмены прибудут завтра, времени у меня – в обрез. А ты сходи и распорядись, чтобы Эббот приготовил конюшню к приему лошадей. Стойла в порядке, за исключением последних двух или трех, над которыми протекает прохудившаяся крыша.
– Дождя, по-моему, не будет, – заметил Джерард. – Когда я ехал сюда, стояла чудовищная жара и мы с Ролло чуть не испеклись, доскакав до Виндзора.
– Ты всю дорогу проскакал на Ролло? – ужаснулась Демелса. – Джерард, как ты мог так поступить!
– Когда я останавливался перекусить, я давал ему передохнуть, а последние пять миль он почти шел
