Беспокоясь, что экипаж вынужден ожидать ее столь долго, и также опасаясь, что с наступлением утра в церковь начнет стекаться паства, Корнелия заторопилась прочь. Прилавки цветочного рынка на церковной площади уже пестрели всеми красками. Корнелия мельком заметила белые и красные розы и почувствовала, что сердце ее неожиданно сжалось при их виде.
Сможет ли она когда-нибудь, взглянув на розы, не вспоминать прошедшую ночь?
Корнелия велела кучеру ехать в «Ритц»и там стрелой пролетела мимо ночного портье к себе наверх. Все было тихо, занавеси и жалюзи были задернуты на окнах, дверь, ведущая в гостиную, закрыта.
Корнелия прошлась по комнате, отдернула портьеры. В комнату полился солнечный свет. Она сбросила бархатную накидку, и та упала на пол.
Подняв руки, Корнелия откинула волосы со лба и распустила узел, в который они были собраны под капюшоном. Целиком погруженная в собственные мысли, она не спеша разделась, облачилась в ночную сорочку из чистого шелка, которая лежала на ее постели, а сверху надела гармонирующий по цвету темно- розовый атласный капот, отороченный горностаем.
Затем она села к столу и, подперев щеки руками, погрузилась в мечты, переживания, воспоминания…
Когда Виолетта вошла в спальню к Корнелии около десяти часов, та все еще сидела за письменным столом. Вокруг были разбросаны бесчисленные клочки исписанной бумаги.
– Вы встали, ваша светлость! – непроизвольно вырвалось у Виолетты. – Я ожидала застать вашу светлость спящей. Что мне заказать на завтрак?
– Кофе и фрукты, пожалуйста. Больше ничего.
– Очень хорошо, ваша светлость.
Виолетта отправилась отдать распоряжение официанту. Корнелия все еще сидела и писала и настолько была поглощена своим занятием, что напрочь забыла о завтраке. Когда в полдень Виолетта снова зашла, то обнаружила, что кофе остыл, а фрукты не тронуты. Корнелия продолжала бороться с письмом, отвергая вариант за вариантом.
– Я принесу вам еще кофе, ваша светлость, и не угодно ли вам что-нибудь съесть? Вы похудеете настолько, что ни одно из ваших новых платьев не подойдет вам, если будете всякий раз отказываться от завтрака.
– Возможно, мне они никогда не понадобятся, – тихо проговорила Корнелия.
– Не говорите так, ваша светлость. Я предвкушаю тот день, когда мы сможем избавиться от этих отвратительных английских одеяний.
Корнелия вздохнула.
– Ты привезла саквояжи от мадам де Вальме прошлой ночью? – спросила она, помолчав.
– Да, ваша светлость. Мы не вернемся туда снова?
– Нет, Виолетта.
Лицо Виолетты излучало любопытство, но Корнелия больше ничего не добавила и поднялась из-за письменного стола. Не успела она сделать это, как послышался стук во входную дверь.
Виолетта отправилась посмотреть, кто это мог быть. До Корнелии донеслось ее удивленное восклицание, и затем в комнату вошла Рене. Лицо ее полностью скрывала вуаль, но она откинула ее складки и щелкнула языком.
– Фу! Как жарко, впрочем, я всегда ненавидела вуали! – воскликнула она. – Но я не могла разрушить твою репутацию. Иначе любой бы в отеле узнал, что пользующая дурной славой мадам де Вальме навещала тебя.
– Какой приятный сюрприз!
Корнелия обняла Рене и нежно расцеловала.
– Я пришла оттого, что беспокоилась, та cherie, – сказала Рене.
– Давайте присядем, – предложила Корнелия. Виолетта благоразумно покинула комнату, и они остались вдвоем.
– Скажите мне, почему вы беспокоились? – спросила Корнелия.
– Прежде всего за тебя, – ответила Рене, улыбнувшись. – Ты выглядишь прелестно сегодня. Выходит, все мои опасения, на твой счет во всяком случае, были излишними.
Корнелия взяла свою старшую подругу за руку.
– Я очень, очень счастлива, – сказала она. – И в то же самое время…
– В то же самое время? – переспросила Рене.
– Любопытно, как долго продлится мое счастье?
– Это именно то, из-за чего я пришла к тебе.
Герцог уже прибыл в мои апартаменты, чтобы навестить тебя.
– Так рано? – воскликнула Корнелия.
– Да, в первый раз он приехал около семи утра. Так слуги доложили мне. Ему ответили, что мадемуазель Дезире там нет. Я сделала вывод, что он вернулся к себе, переоделся и прибыл с визитом около девяти тридцати. Я была дома и распорядилась, чтобы слуги отвечали, что ничего не знают, до тех пор, пока я сама лично не переговорю с ним. Я продержала его до одиннадцати, а затем приняла его. Дезире, он потерял рассудок – что мне делать с ним?
– Вы думаете, что он любит меня? – спросила Корнелия.
