положиться на свою «шахматную» память. И она не подвела.
Кстати, хорошая память — вещь, совершенно необходимая для шахматиста. Ведь ему приходится помнить тысячи партий, многочисленные дебютные варианты и теоретические позиции.
Любопытную историю рассказывают о памяти Фишера. Он как-то позвонил исландскому гроссмейстеру Фридрику Олафссону, но в доме не оказалось никого, кроме его маленькой дочки. Фишер ни слова не понимал по-исландски, она — ни слова по-английски. Механически запомнив все услышанное, Фишер перезвонил знакомому исландцу и попросил перевести. Каково же было удивление Олафссона, когда Фишер позвонил точно в указанное девочкой время.
Однажды журнал «Spiegel» устроил мне проверку, показав пять позиций и попросив определить, из каких они взяты партий. Мне потребовалось буквально несколько секунд. До сих пор помню те партии: Карпов — Майлс (Осло, 1984), Ботвинник — Фишер (Варна, 1962), Хюбнер — Тимман (Линарес, 1985) — тут я спутал Тиммана с Любоевичем, Алехин — Капабланка (Буэнос-Айрес, 1927) и Соколов — Агзамов (Рига, 1985).
Затем меня спросили, что я думаю о феноменальной памяти, которую демонстрировал знаменитый американский чемпион Гарри Пильсбери. Один из его эффектных номеров заключался в следующем. На каждом из 50 пронумерованных листков бумаги писалось по пять слов, затем листки бросались в цилиндр. Оттуда их доставали по одному, называли номер, и Пильсбери на память произносил написанные слова. Я сказал, что не стал бы этого делать, потому что считаю вредным занятием. Много лет назад тренер Александр Асланов показывал нечто подобное мне и другим школьникам. Мы пронумеровали 30 существительных, после чего Асланов посмотрел запись. Сначала он угадывал слова по номерам, затем наоборот. Он мог запомнить 150 слов подряд из словаря и прочесть их наизусть. Правда, потом бывал несколько рассеян…
Два летних месяца перед межзональным турниром я провел, как обычно, в Загульбе — маленьком поселке на берегу Каспия, в сорока километрах к северу от Баку. Нигде мне не работается так хорошо и плодотворно, как здесь. Поэтому-то я так привязан к Загульбе, живу здесь не только летом, но и зимой, и ранней весной, когда пляж пустынен и можно побыть одному.
В команду входили тогда Александр Никитин, мой постоянный тренер, Александр Шакаров и Евгений Владимиров. Утро, понятно, проводили на пляже. Плавали, играли в футбол — азартный, дурашливый пляжный футбол, не похожий ни на что на свете. Но я включался в него не сразу, а после пробежки: три километра босиком вдоль моря — по мокрому, тяжелому для бега песку. И так каждое утро… Ошибаются те, кто думает, что подготовка к соревнованиям — это только работа над шахматами. Без физических нагрузок не выдержать напряжения борьбы, особенно на высшем уровне.
Возвращаясь с пляжа, я час обязательно сплю. Работать мы с тренерами начинали днем, после традиционного послеобеденного чая. Наше оптимальное время, выведенное опытным путем, — пять часов. Но если наткнулись на какую-нибудь увлекательную идею, то о времени, конечно, забывали…
Московский межзональный был последним из трех турниров, которые должны были определить участников претендентских матчей. Рибли и Смыслов уже стали победителями в Лас-Пальмасе, Портиш и Торре — в Толуке, а Корчной и Хюбнер как финалисты прошлого цикла были освобождены от отборочных соревнований. Все они теперь ждали вестей из Москвы.
Не все гладко складывалось у меня по ходу турнира. После удачного старта последовала серия ничьих. Это вызвало осуждение со стороны некоторых журналистов, на страницах газет появились упреки в том, что я осторожничаю. Да, я старался не рисковать: дистанция была короткой, и проигрыш даже одной- единственной партии мог сильно осложнить выполнение главной задачи. Изучение опыта двух других межзональных турниров позволило сделать вывод, что главное — правильно распределить силы. Действительно, в Лас-Пальмасе и Толуке победа досталась не тому, кто резво стартовал (и потом постоянно думал, как бы не растерять запас очков), а тому, кто сохранил силы для финишного рывка.
Впервые участвуя в межзональном, я, естественно, волновался. Это сказывалось на игре. Но правильно выбранная турнирная стратегия помогла преодолеть и волнение, и отсутствие опыта. Прежде всего я старался следить за эмоциями, чтобы «не заносило», чтобы не попадать в цейтноты. Нехватка времени порой ощущалась, но сильного цейтнота не было ни разу. Практически обошлось и без откладывания партий.
В любом турнире бывают ключевые моменты. В Москве для меня ключевыми были — партии с Талем и Андерссоном, хотя обе и завершились вничью. Почему именно они? В партии с Талем я применил новую схему, которая застала его врасплох. Вначале борьба складывалась для меня удачно. Но, когда оставалось нанести несложный комбинационный удар, я соблазнился другим, более эффектным, продолжением и… передал инициативу в руки Таля. К счастью, все для меня еще закончилось благополучно. И все равно я испытал шок. Я ошибся в тактических осложнениях, которые считал своей родной стихией! Я старался забыть эту партию, чем-то отвлечься. Но из головы не шло: «Как я мог так просчитаться!» И, когда на следующий день я жертвовал фигуру Белявскому, меня не оставляло тревожное чувство, что снова могу ошибиться. Эта скованность повлияла на мою игру и в последующих турах.
И вот партия с Андерссоном. Попал в тяжелую позицию. Что делать? Сработал инстинкт самосохранения: вместо того чтобы нервно бегать по сцене, я просто сидел за столиком и невозмутимо смотрел на соперника. Совсем недавно на турнире в Бугойно самообладание выручило меня в партии с Тимманом, когда я вдруг остался без ладьи. Он явно ждал моей сдачи: ладьи-то нет! А я продолжал играть как ни в чем не бывало и поймал-таки Тиммана в хорошо замаскированную ловушку.
И во встрече с Андерссоном произошло маленькое чудо — я спасся. Эта удача дала мне большой заряд положительных эмоций и вывела из состояния депрессии. С этого момента игра пошла. И, когда на финише удалось выиграть четыре партии подряд, стало ясно, что силы были распределены правильно. В итоге, набрав 10 очков из 13 (семь побед при шести ничьих), я опередил второго призера Белявского на полтора очка…
Впереди было еще много испытаний, но, по крайней мере, я уже твердо стоял на пути, ведущем к мировому первенству. Мечта начинала осуществляться. Я верил в свою игру, в свои силы и был прекрасно подготовлен. Но на сердце было неспокойно: «Что они там еще придумают?» Я понимал: есть мысли, которые нужно гнать от себя, чтобы не потерять веру в то, что является в жизни главным. И все же не мог избавиться от мрачных предчувствий. Но каждый раз я думал: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». И с этой мыслью занимался шахматами и только ими.
Но вскоре мне пришлось столкнуться с реальной действительностью и я понял, что в этой жизни может случиться все. Абсолютно все.
Война и мир
Швейцарский город Люцерн, казалось бы, самой природой создан для покоя и отдохновения: прекрасное озеро, горы, покрытые снегом, тишина… Неудивительно, что этот живописный уголок был избран местом проведения XXV Шахматной олимпиады. Однако, по иронии судьбы, события, разыгравшиеся тогда в Люцерне, ввергли шахматный мир в пучину бесконечных тяжб и конфликтов. Ибо именно здесь к концу 1982 года равновесие сил в мировых шахматах резко нарушилось. Их будущее оказалось в руках человека, который смотрел на шахматистов сверху вниз и который стал не шахматным президентом, а президентом над шахматами!
Мне тогда было всего девятнадцать лет, шахматы были для меня всем, и я старался не замечать «византийской» политики, ведущейся вокруг них. И только сейчас я понял, что именно там, в Люцерне — истоки многих моих последующих проблем.
Мог ли кто-нибудь еще совсем недавно представить, что шахматы нуждаются в такой мощной организации, как нынешняя ФИДЕ? На доске всего тридцать две фигуры, и если они расставлены, то, спрашивается, что еще нужно? Разве что судья должен побеспокоиться о том, чтобы игроки не следовали советам типа тех, какие давал своим ученикам испанский священник XVI века Руи Лопес («Садитесь так, чтобы солнце светило в глаза партнеру» и т. п.). Все остальное можно решить по-джентльменски.
Но сейчас всем руководит Международная шахматная федерация. Она была основана в 1924 году и
