– Не знаю.
– И я не знаю, но в синагоге – очень даже знают... Так что можешь считать меня религиозным из благодарности...
– Странно... – промурлыкала Ника. Она засыпала и большую часть монолога Максима – пропустила. Макс это видел, но не останавливался. Он сознавал, что разговаривает сам с собой, но это ему не мешало.
– Ну так вот. Ты думаешь, что если я буду в связи с тобой, и, надеюсь, не только платонически, это грех?
– Угу, – не открывая рта ответила женщина.
– И этот грех будет постоянно давить на меня, нарушая мою внутреннею гармонию?
– Угу.
– И я буду подсознательно искать возможность как-то расстаться с тобой, для того чтобы строить свою жизнь по религиозным принципам? – Ответа не последовало, и Максим, поправив плед и поцеловав Ничку, продолжал: – Хорошо. Связь с женщиной, не являющийся твоей женой – не приветствуется и считается развратом, но абсолютный запрет распространяется только на замужних и женщин во время их ритуальной нечистоты, так сказать – «обычное женское». Ну, понятно, близких родственниц и так далее. – Ника глубоко дышала. Макс ласково улыбнулся и погладил ее лицо. – А теперь вопрос. Как быть мне? Я ведь здоровый, не старый мужчина. Никто из нормальных, не потерявших привлекательность женщин не пойдет за меня, выплачивающего алименты на троих детей. Таким образом, желая быть праведником, я попадаю в западню. И эта западня – смертельна. И даже решив все-таки пойти на компромисс и выбрать меньшее из зол, но не отказаться от выполнения других религиозных запретов, я все равно нахожусь в трудной ситуации. Кому нужен друг, который в единственный выходной сидит дома и даже тогда не смотрит телевизор? Не водит в большинство ресторанов и носит на голове кипу.
Ника зашевелилась.
– Рассказывай, я слушаю, – пробормотала она.
– Правда, что ли?
– Угу.
– Ну ладно. Уж не думал. Ну так вот. Раз на то пошло, что хочет от нас Бог?
– М-м-м, не знаю, – зевнула женщина.
– Вот и я не знаю. Исполнение заповедей – это только необходимый, обязательный минимум. А что кроме этого? Мы ведь не роботы. Зачем было создавать такую, безумно сложную систему, чтобы смотреть, как послушные воле Творца евреи молятся в субботу и кошерно режут барашка?
– А-а-ай! – Ника села и стала тереть глаза кулачками. – Зачем ты задаешь риторические вопросы? Ответа ведь нет.
– Думаю, что очень частично я его знаю.
– Ну?
– Ему нравится, когда люди счастливы. Нравится, когда они делают счастливыми других.
– Это как?
– А как сейчас. Я счастлив быть с тобой, и ТЫ. – Макс подчеркнул последнее слово. – Тот, кто делает меня счастливым.
Ника обняла его и поцеловала в шею.
– Спасибо. И ты делаешь меня счастливой. И я знаю, что Бог простит тебе этот грех.
– А кто ты такая, чтобы решать за Него что прощать, а что нет? Но я буду просить. Ведь Бог знает мельчайшие нюансы, побудившие меня быть с тобой. – Он поднял к небу глаза и негромко сказал: – Спасибо, Бог. – Этому детскому, но очень чистому и искреннему благословению Макс научился у своей младшей, трехлетней дочери.
– Да будет так. – Ника снова легла головой на колени Максима и обняла его за пояс. Вскоре женщина заснула, слегка посапывая.
Стояла глубокая ночь. Ветер притих и море больше не разбивало волны о прибрежные валуны, а с тихим шорохом, во многовековой игре с мелким песком, наступало и отступало.
Внезапно Ника резко села.
– Время? – Она говорила хриплым голосом.
– Деньги. – Ответил Макс недовольный нарушением такого покойного состояния.
– Я спрашиваю, который час?
– Поздний. – Максим забыл о таком переменчивом понятии как время. – Или ранний. Да не знаю я! Нет у меня часов. Чего ты встрепенулась?
– Поехали! – Ника выглядела встревоженной.
– Что случилось? Забыла попугая покормить?
– Макс! Не заставляй меня говорить то, что мне хотелось бы оставить несказанным...
– Что?!
– А ничего! Ты в туалет хочешь?
– Нет. Спасибо.
– Ну!!
– Ой. Извини. Торможу. Так, Ничка, если ты хочешь продлить эту волшебную ночь...
– Да, хочу, но...
– Короче. Иди за камни, к морю. Я отвернусь.
– Нет уж. Только не возле моря. Если придет большая волна – она ударит меня... гм... в попу.
– Вот я смеяться буду!
– Ах ты, гад бесчувственный! – Смеясь, она ударила Макса кулачком в живот и легко побежала к морю. Максим, улыбаясь, проводил ее взглядом и отвернулся. Он зажмурился и глубоко, всей грудью вдохнул йодистый воздух. «Как хорошо, – думал он, улыбаясь. – Уж не знаю, что из этого выйдет... Но сейчас мне очень хорошо...»
Ника вернулась и поцеловала его в щеку.
– Привет, – сказал Макс. – Я рад тебе. Мне хорошо, что ты со мной...
– И тебе привет. – Женщина еще раз нежно поцеловала его. – И мне хорошо...
Они обнялись и долго молчали. Ночь подходила к концу. Невдалеке хрипло закричали чайки. Низко гудя, проехал мусоровоз, и рабочие застучали пластиковыми баками.
– Пора, – сказала Ника. – Все хорошее когда-нибудь кончается.
– Да. – Согласился Макс, по опыту зная, что первое свидание – самое лучшее.
Они подошли к машине. Яцкевич, прощаясь с морем, оглядел ночную набережную, которая скоро станет утренней. Скоро здесь закипит жизнь, откроются кафе, будут расставлены белые пластмассовые столы и стулья, заиграет музыка.
Из-под скамейки вылезла знакомая кошка и жалобно мяукнула.
– До свиданья, – ответил Максим и отпер машину.
Двигатель завелся мгновенно. Стекла тут же запотели, и их пришлось опустить.
– Супер Бат-Галим?
– Да.
Макс внезапно подумал о том, что в Израиле непропорционально много банков и супермаркетов. Создавалось впечатление, что у людей так много денег, что хранить их просто негде. А тратят они их исключительно на еду.
Возле магазина он остановил машину.
– Приехали, – сказал он, выжидающе глядя в лицо Ники.
– Спасибо тебе! Была действительно волшебная ночь. – Она погладила руку сжимавшую руль.
– Ты... Ты... – Замялся Максим. – Не хочешь пригласить меня к себе? Я замерз. Попили бы чаю...
– Нет. – Она улыбалась, но говорила серьезно. Как ему показалось – излишне серьезно. – На первом же свидании ты хочешь ко мне войти? Я же говорила о том, что не принимаю животную схему интернет- знакомств.
– Да, конечно, – огорченно протянул он. – Переписка – кафе – постель... Но постой! – С надеждой воскликнул мужчина. – В кафе ведь мы не были!
