его на Чарли, то смотрела так, будто перед ней стоял человек, которого она никогда раньше не видела. Она словно вышла из транса и теперь искала знакомые лица и вещи. Вскоре она уже улыбалась: можно быть спокойной, она снова дома. Подойдя к окну, Беллилия села на стоявшее там кресло.
Чарли сел напротив и протянул ей руку через столик. Она робко взяла ее.
– Я собираюсь задать тебе несколько вопросов, Беллилия. И ты должна честно на них ответить. И не бойся: ничто не вызовет мой гнев, не обидит и не оскорбит меня. Можешь быть такой же честной со мной, как сама с собой. Обещаешь?
– Да, Чарли, обещаю.
Итак, она отдала себя на суд Чарли и поверила в его защиту. Ее рука дрожала в его руке. А он не знал, что сделает после того, как узнает правду.
– Как тебя зовут? – начал он.
– Беллилия Хорст.
Чарли покачал головой:
– Нет, я не это хочу знать. Хочу правды. Тебя крестили?
Она кивнула.
– Какое имя тебе дали?
– Беллилия.
– Ты же обещала говорить правду.
– Моя мама обычно звала меня Энни.
Чарли почувствовал, что первый шаг сделан.
– Энни имя. А фамилия?
– Энни Торрей.
– Энни Торрей. Так тебя звали, когда ты была ребенком? Так?
– Торрей с буквой «й» в конце. Т, о, р, р, е, й.
– Что это за фамилия?
– Это фамилия моей матери.
– А не фамилия отца?
Она побледнела, и ее лицо, казалось, вытянулось. Руками она снова схватилась за горло.
– Понимаю, – мягко сказал Чарли. – Значит, ты не знала своего отца?
Ее взгляд ничего не выражал.
– И вообще о нем ничего не знала? Ни его возраст, ни национальность, ни откуда он родом и на какие средства жил?
– Родом он из аристократической французской семьи. Его отец был самым младшим сыном и приехал в эту страну, потому что…
– Беллилия, – прервал ее Чарли, – мы не играем с тобой в игры. Ты обещала говорить мне правду. Ты собираешься выполнять свое обещание?
– Да, – еле слышно произнесла она.
– Так что с твоим отцом?
– Я тебе сказала. Когда однажды у них были гости, он принес меня из детской вниз. На столе стояли золотые тарелки, в углу играли нанятые музыканты. У мамы в ушах были бриллиантовые серьги и…
Чарли внезапно сменил тему. Он надеялся неожиданным вопросом прекратить новый поток лжи.
– Ты помнишь Маккелви?
– Кого?
– Разве он не был твоим первым мужем?
– Моим первым мужем был Герман Бендер.
Чарли подскочил:
– Кто такой Герман Бендер?
– Я же сказала, – спокойно ответила она. – Мой первый муж. Мы поженились, когда мне было семнадцать лет. Он владел конюшней.
Чарли был потрясен. Он готовил себя к ужасам, но к нормальным ужасам, связанным с фактами, которые он уже знал, а не к новым открытиям.
– Я ведь обещала говорить тебе правду, – потупившись, произнесла Беллилия.
– Да, да, конечно, – заторопился он. – Продолжай, расскажи мне о Германе Бендере.
– Я никогда о нем не говорила, потому что не люблю вспоминать, как ужасно потом со мной обращались люди. Мне пришлось даже уехать из города. Они все ходили вокруг и говорили, что я знала про грибы. Их охватила зависть, когда стало известно о тысяче долларов.
– Герман умер, отравившись грибами?
– Может быть, и не грибами. Откуда мне знать? Он всегда ходил собирать грибы и меня научил в них разбираться. Из них получалась очень вкусная еда, и притом даром.
– Ты накормила его грибами, он умер, а ты потом получила какую-то сумму денег?
– Но я ведь жарила их в масле.
– О чем ты говоришь?
– О грибах. Он не стал бы их есть, если бы они не были поджарены в масле.
– Я хочу слышать о тысяче долларов.
Она продолжала тем же терпеливым тоном:
– Я ничего не знала о тысяче долларов. Честное слово. Я слышала разговоры о страховке, но не понимала, что это значит, пока мне не прислали деньги.
– Но почему ты дала ему эти грибы?
– Он любил их. И нам не приходилось тратить на них деньги. Все, что нам надо было сделать, – это пойти и собрать их. Он был нищий. Мне и в голову не могло прийти, что у него есть какие-то деньги, он всегда жаловался, что кончим мы в приюте для бедных. Говорил, что лошади слишком много едят и съели все его доходы.
– Где это было?
– На окраине Сан-Франциско. Я же говорила тебе, что родилась в Калифорнии.
Она много чего ему говорила. Но теперь он видел, что среди ее вранья сверкают определенные жемчужины правды, и понял, что, когда она пытается говорить правду, эти жемчужины тускнеют от окружающего их обмана. Для Беллилии не было разницы между правдой и выдумками, между честностью и лживостью.
– Ты любила Германа Бендера?
Ее смех был резким и неприятным.
– Тогда почему ты вышла за него замуж?
Беллилия выглянула в окно. Фургон снова привез рабочих. Снежные сугробы по обеим сторонам дороги становились все выше. И рабочие уже начали расчищать дорогу к воротам их дома.
– У него был хороший бизнес, и он не боялся жениться, – ответила Беллилия, снова поворачиваясь лицом к Чарли.
– Наверное, нелегко было выходить замуж в семнадцать лет, а еще труднее жить с нелюбимым мужем.
Губы ее зашевелились, но ни одного слова не вылетело из ее уст. Она явно спорила сама с собой, подвергая сомнению реальность возникшего в ее голове образа, и размышляла над тем, будет ли разумным с ее стороны развивать эту тему.
– Говори, Беллилия. Я постараюсь понять.
Слова хлынули водопадом.
– Иногда он был добр ко мне, а иногда ужасен. Он мог ударить меня и швырнуть на пол. Ты не знаешь, Чарли! Он был жестоким и бил меня, если я просила у него денег. Может, ты этому тоже не веришь? – Ее руки в защитной позе легли на живот. – Я потеряла ребенка. По его вине.
– И получила тысячу долларов, угостив его ядовитыми грибами.
– Нет! – закричала она. – Не так, честное слово, я только старалась кормить его более дешевой пищей. И лишь потом узнала, что он, услышав, что я в положении, пошел и застраховал свою жизнь на тысячу долларов.
