– Да. Потехины были тоже. Они пришли сочувствовать. Аркадий был. Аркадий присосался к ликеру. Потехины молчали, Аркаша нес ахинею, но бабка слушала. А сама она ерзала, как ужаленная. Как будто боялась. И еще была эта твоя верхняя, пожилая невеста.
– Фомичева.
– Да. Она уже уходила. Я побыл минут пять – и тоже вышел. Порфирьевскую пачку вручил старухе. Она взяла томик и вцепилась. Еще был старик Кусин. В лицо я его забыл. Старик не запомнился. Ничего не говорил. Он остался после нас. Так что и про эту твою, и про меня подтвердит.
Рабочие поволокли к рукаву последние куски стены.
– Вы один тут будете жить?
– Пока да. – Иванов таинственно улыбнулся. – Помните анекдот? «Адын, савсэм адын».
Иванов пошел к куче, накрытой распятым коробочным картоном.
– А не хотите ли, Константин, забрать Порфирьевские книги? Раиса, сестра ее, забрала всё, а коробки с Порфирьевым не взяла. Я звонил: она сказала – черт с ними. Возьмите, Кость, хоть парочку. А то нехорошо.
– Нехорошо. Надо отдать Потехину. Вовка и на стихи Ленина найдет покупателя.
– Стихи Ленина любой бы купил.
– Кроме Фантомаса.
Костя потащил коробку к дверям.
– Леонид Иваныч! – сказал он на пороге.
– Да?
– Я звонил в вашу фирму. Хотел купить модем. Меня ваш человек отшил. Сказал – обедать иду. Тоже нехорошо.
– Нехорошо… Не обижайтесь. Ему с вами неинтересно. Чем возиться с вами, лучше продать в банк партию компьютеров. А вместо вас, и правда, лучше пообедать. Но всё равно нехорошо. Я ему скажу. Обещаю.
Костя отволок пачку в сорок томов восвояси, плюхнул в прихожей, в угол у вешалки.
Нет, не Иванов. Характер, конечно, у него есть. Жену выгнал, терпит один. Но человек чести. Не станет мараться за квартиру. Фирма дороже. И корректен. Сказал – возьмите, Костя, и всё. Подлецы разговорчивей.
Костя вдохновился и позвонил Кате.
– Ты еще не зарезан? Странно. Бросила трубку.
Напроситься к Потехиным? После кошмара со старухами все, так сказать, очевидцы сроднились на почве взаимных подозрений. Зайти можно и без звонка. Не удивятся.
Костя всё-таки сперва позвонил.
– Джамиля Джохаровна?
– Вай, Костя? – по-восточному криком отозвалась Потехина. – Заходи, гостем будешь.
11
ОМАРЫ И ТАПОЧКИ
Костя пошел в соседний подъезд. Во дворе гулял дебил Виля.
– Виля, здравствуй, – сказал Костя. Считая себя уже детективом, Касаткин поздоровался корыстно: разговорить. Мало ли! Устами младенца глаголет истина.
– Котя, Котя, Котя, Котя, Котя, Котя… – залепетал Виля и выпустил слюни. На этом он отвернулся и засеменил прочь.
Костя вошел в подъезд, поднялся, постучал в стальную дверь старинным дверным молоточком на цепочке.
Открыл Вовка Потехин в смокинге.
– Как раз к обеду.
За столом сидели еще два типа под «качков». Они буркнули что-то, кивнули – и отвернулись к экрану. Телевизор престижный, в полстены. Фильм «Подводная Одиссея».
На столе стояло блюдо, на нем кораблики – половинки папайи с колбасными парусами на щепочках и креветками, как с фото из журнала «Домовой». Бутылки смирновки и спрайта.
Потехина никто не звал по отчеству. Вова или Вовка.
Тонкий, небольшой и кучерявенький: вечно молодой. С годами Вовка не заматерел – только подсох и стал жестче. Мать у Вовки была безответной школьной техничкой Нюсей, отец неизвестен, но на самом деле – еврей, беспутный сынок директора ювелирной фабрики. Потехин унаследовал от него коммерческую жилку и черные кудрявые волосы, а от матери недалекость.
Вовка кончил техникум, отсидел случайно, за плутни, за какие, в общем, не сажают, иначе посадили бы всех.
Но на несправедливость судей Вова не обиделся. Бандитом он не стал. Снова сказались гены. Материна простоватость не дала стать диссидентом. А отцова расчетливость и, несмотря ни на что, древняя порядочность не пустили во все тяжкие.
