Несмотря на усталость и вымотанность, Питт выглядел великолепно. Его мужественное суровое лицо, проницательные бледно-зеленые глаза, нос, подобный клюву хищной птицы, голова, обмотанная белым полотенцем, из-под которого торчали пряди черных волнистых волос, производили впечатление гранитной несокрушимости – ничто в его облике не указывало на то, что этот человек измучен до предела и стоит перед лицом верной смерти.
Он осмотрел ущелье в обоих направлениях, и в его глазах, едва видимых сквозь узкую щель тюрбана, появилось недоумение.
– Я сошел с ума, – прошептал он.
Джордино еще внимательнее посмотрел на него:
– Я-то сошел с ума еще двадцать километров назад.
– Клянусь, что я вижу... – Питт медленно покачал головой и потер глаза. – Должно быть, это мираж.
Джордино прищурился и внимательно всмотрелся в раскаленное марево, дрожащее внутри оврага. Вдали, за волнами жара, тускло мерцали водяные покровы. Воображаемое зрелище того, чего он так жаждал, было невыносимо. Джордино отвернулся.
– Ты видишь? – спросил Питт.
– Даже с закрытыми глазами, – слабо проскрипел Джордино. – Я вижу салун с танцующими девушками, зазывающими гостей огромными кружками ледяного пива.
– Я серьезно.
– Я тоже, но если ты имеешь в виду то фантомное озеро на равнине, то забудь о нем.
– Нет, – коротко сказал Питт. – Я имею в виду тот самолет на дне расщелины.
Сначала Джордино решил, что его друг окончательно спятил, но затем уставился вниз, туда, куда указывал Питт.
Ничто из произведенного руками человека в пустыне не распадается и не гниет. Худшее, что может случиться с металлом, – его занесет песком. Здесь же, уткнувшись сплющенным носом в противоположный склон ущелья, неожиданный и чужой в этом сухом русле, не развалившийся и не сгнивший, почти не тронутый ржавчиной и не засыпанный песком, лежал потерпевший аварию самолет. Судя по внешнему виду, это был моноплан с высоко расположенными крыльями очень старой постройки – подобные модели были сняты с производства более полувека назад.
– Ты видишь это? – повторил Питт. – Или я все-таки сошел с ума?
– Тогда я тоже сошел с ума, – хмыкнул Джордино. – Эта штука действительно очень похожа на самолет.
– Значит, это должно быть реальностью.
Питт помог Джордино встать на ноги, и они побрели по обрыву ущелья, пока не оказались прямо над местом катастрофы. Состояние фюзеляжа и крыльев оказалось удивительно хорошим, и можно было разобрать идентификационные знаки. Алюминиевый пропеллер искорежился, когда коснулся склона, а радиально расположенный двигатель с обнаженными цилиндрами практически въехал в кабину и развернулся вверх, обломав несколько креплений. Однако, если не считать этого и искореженного шасси, самолет пострадал не так уж сильно. Еще они заметили бороздки на краю расщелины, оставленные колесами самолета за мгновение до того, как он свалился с обрыва на дно сухого русла.
– Как ты думаешь, – сколько времени он уже находится здесь? – проговорил Джордино.
– По крайней мере лет пятьдесят, а то и шестьдесят, – ответил Питт.
– Пилот, очевидно, остался жив и ушел отсюда.
– Он не выжил, – покачал головой Питт. – Из-под левой плоскости торчит его нога.
Джордино перевел взгляд на левое крыло. В тени крыла виднелся старомодный кожаный сапог со шнуровкой доверху и часть брюк цвета хаки.
– Как думаешь, он не будет возражать, если мы к нему присоединимся? У него здесь единственная тень на всю округу.
– Ты угадываешь мои мысли, – сказал Питт, усевшись над обрывом и свесив ноги вниз. В следующее мгновение он заскользил на спине по склону, умело руля ступнями и одновременно используя их как тормоза.
Секунду спустя за ним последовал и Джордино. Друзья приземлились на дно высохшего потока, сопровождаемые лавиной песка и гравия. Так же как в пещере с рисунками, нарастающее возбуждение на время вытеснило мысли о жажде. Они тут же вскочили на ноги и приблизились к телу давно умершего пилота.
Песок засыпал нижнюю часть фигуры, привалившейся спиной к фюзеляжу самолета. Примитивный костыль, сделанный из распорки крыла, лежал рядом с выставленной ногой, на которой отсутствовал сапог. Там же лежал и самолетный компас, полузанесенный песком.
Пилот удивительно хорошо сохранился. Яростная жара и бесстрастный холод так хорошо поработали на пару над мумификацией трупа, что даже обнаженная кожа лишь потемнела и приобрела ровный глянец, как на обуви. На лице можно было прочесть выражение покойного умиротворения, а руки, застывшие в неподвижности на шестьдесят лет, были мирно сложены на животе. Старинный кожаный шлем с защитными очками лежал брошенным около ноги. Черные волосы, спутанные и затвердевшие от пыли и воздействия погоды, ниспадали ниже плеч.
– Бог мой, – ошеломленно пробормотал Джордино. – Это же женщина!
– Которой едва перевалило за тридцать, – заметил Питт. – Должно быть, она была симпатичной.
– Интересно, кто же она такая? – Джордино охватило любопытство.
Питт обошел тело и отвязал какой-то пакет, завернутый в клеенку и привязанный к ручке дверцы кабины. Он осторожно снял клеенку, под которой показался бортовой журнал пилота Он открыл обложку и стал читать первую страницу.
– Китти Меннок, – вслух прочитал Питт ее имя.
– Китти кто?
– Меннок, знаменитая летчица, австралийка, насколько я помню. Ее исчезновение стало одной из самых великих тайн авиации, уступая только загадке исчезновения Амелии Эрхарт.
– Но как же она оказалась здесь? – спросил Джордино, не в состоянии оторвать глаз от тела.
– Она пыталась совершить рекордный перелет из Лондона в Кейптаун. После ее исчезновения французские военные предприняли систематические поиски в Сахаре, но не нашли следов ни ее самой, ни самолета.
– Надо же было ей угодить в единственную на сто километров расщелину! Если бы она приземлилась на поверхности этого сухого озера, ее бы легко заметили с воздуха.
Питт пролистал страницы бортового журнала, пока не пошли чистые.
– Она потерпела аварию десятого октября тысяча девятьсот тридцать первого года. Последняя ее запись датирована двадцатым октября.
– Она продержалась десять дней, – в восхищении пробормотал Джордино. – Китти Меннок, должно быть, была сильной леди. – Он растянулся в тени под крылом самолета и устало вздохнул. – Наконец-то за все это время у нее есть компания.
Питт не слышал. Его захватила дикая мысль. Он сунул бортовой журнал в карман своих брюк и начал обследовать останки самолета. Не обращая внимания на двигатель, он осматривал прежде всего шасси. Хотя сами распорки не выдержали удара, колеса остались невредимыми, и шины почти не тронуло гниение. Маленькое хвостовое колесо также было в хорошем состоянии.
Затем он стал изучать крылья. Левое крыло пострадало серьезно, и ясно было, почему именно от него Китти отрезала большой кусок обшивки, но вот правое крыло оказалось в удивительно хорошей сохранности. Обшивка, покрывающая лонжероны и ребра, покоробилась и покрылась тысячью морщинок, но не разорвалась от резких перепадов жары и холода. Задумавшись, Питт положил руку на обнаженную металлическую панель впереди кабины и тут же отдернул ее, зашипев от боли. Металл был горяч, как хорошо разогретый противень.
Внутри фюзеляжа он обнаружил небольшой ящик с инструментами, которыми мало пользовались, и набор для подкачки шин с ручным насосом.
Он застыл в задумчивости, казалось, не обращая внимания на палящий жар солнца. Лицо его исхудало,
