Глава 9.
'Ляля-Муму' Итак, очередной Большой Глоток нужен был Городу в силу каких-то его тайных, подземных планов. Юрику он тоже был нужен, в силу его личных, сугубо шкурных интересов. Чем больше приезжих, тем больше работы у гидов. Он окончательно решил вернуться в этот завораживающий дикими опасностями Город. Была лишь одна заковыка – Ляля. Если она его не примет, не примет и Город. Не зацепившись за кустик, перекати-поле в Городе долго не продержится.
Иерархия Города, тщательно выписанная Юриком, всё ещё была неполной и страдала большими погрешностями. Зазывалы-кусатели-вышибалы, несомненно, влиятельные личности, но он забыл о 'кустиках'. Чтобы навсегда обосноваться в Городе-Двери, приезжее перекати-поле должно обязательно, всенепременнейше зацепиться за 'кустик'.
Коренные жители и есть те 'кустики', за которые следует цепляться. Излишне говорить, что Ляля в роли 'кустика' была для Юры Лялина самым обалденным вариантом.
Ляля была не просто 'кустиком', и это радовало. Лялю он любил. Жаль, что поздно понял. Понял бы раньше, не пришлось бы уезжать в Москву. Кто знал, что всё так выйдет?
'Желаю личного счастья' лозунг неправильный. Другого счастья не бывает. Надо говорить: 'Желаю счастья'. В борьбе за своё счастье Юрик убивать кинжалом никого не собирался. Он хотел пользоваться хорошей классикой, желательно английской.
Ему всё чаще вспоминалась одна трагедия, виденная по ящику:
Один английский джентльмен, немолодой уже, имел молодую жену. А та, как это ни банально, имела молодого любовника. Ну, не очень молодого, а лет тридцати с гаком, да к тому же ещё и сердечника.
Любовник-сердечник повсюду таскал с собой валерьянку. Старый джентльмен выведал про бутылочку и украл её. Казалось бы, зачем? Ведь, при желании можно новую приобрести.
Расчёт, однако, тоньше оказался.
Тот старый джентльмен, тот английский Кощей Бессмертный, был неслыханно богат. У него в подвалах вин дорогих хранилось немеряно. А одна бутылка, самая бесценная, хранилась дольше всех, под толстым слоем паутины, и к ней, как водится, никого не подпускали. Цена её измерялась даже не в долларах. Поговаривали, будто из-за той бутылки много народу полегло.
И вот, в один прекрасный день, старик объявил, что будет открывать драгоценную бутылку. Пришли нарядные гости, стоят-ждут. И любовничек пришёл, как бы инкогнито. Но старик отлично знал его в лицо, изучил заранее, путём найма дорогого детектива. Кстати, детектив тот и выкрал у любовника валерьянку. Прямо на пороге, прямо при входе на званый банкет.
Когда все собрались, старикашка стал бутылку откупоривать. Откупоривал нарочно долго, по-садистски, так что дорогие гости чуть слюной не захлебнулись. А когда открыл бутылку, стал медленно и тоже по- садистски выливать её себе под ноги, прямо на дорогой ковёр.
Ну, тут, конечно все завыли в горестной истоме, стали валерьянку из карманов доставать. И любовничек пошарил у себя в карманах. Лап-лап, а валерьянки-то и нету! Окочурился.
А жена старика, вместо того, чтобы по судам его затаскать или, в крайнем случае, подать на развод, поступила непорядочно. В ту же ночь вошла к супругу в спальню и с шумом отдалась. Видать, сильно возбудилась. Потом радостно восклицала: 'Он ради меня на ТАКОЕ пошёл!' Ради Ляли Юрик был готов и не на такое. Он ей покажет, на что способен Истинный Кощей. Но сначала надо было выведать намерения Дуремара, самого главного Лялиного любовника. Если он вдруг отвалился сам, тогда и подвиги никакие не нужны. В смысле, до инфаркта доводить никого не надо.
От Дуремара давненько не было вестей, и Ляля, знамо дело, обижалась. Но Юрик отсутствовал в Питере ещё дольше, так что злиться на него у Ляли было больше поводов…
Юрик вышел из кинотеатра и направился в район Гадюшника. Путь от Невского туда не близкий, но он решил пройтись пешком, почувствовать ритм и дыхание ночного Города. Ночью Город раскрывает гораздо больше Тайн, но лишь тем, кому они интересны.
Задумашись о Тайнах, Юрик потерял элементарное житейское чутьё. В тот момент он не почувствовал свою Судьбу. А она уже приготовила ему подарок, испросила у Города. Если бы ему сказали, кто сидит у него на кухне, он побежал бы, а не пошёл. Нет, он взял бы такси, сто пудов…
Через полтора часа придя на коммуналочную кухню, Юрик услышал голос, от которого заныло сердце:
– По шарам дало!
Ляля хохмила в стиле 'оторва'. Такое за ней водилось. Голубая кровь по временам давала мутно-серую пену. Иногда её можно было принять за путану, а иногда за падчерицу сантехника. Плевалась она отменно, на очень длинную дистанцию. Иногда попадала в лицо.
Чтобы сама баронесса фон Скобелефф, сама графиня Ляля сидела у него на кухне…
Эх, зря в кино потащился! Теперь самое интересное пропустил…
В одной руке у Ляли был стопарик, а в другой – тарелка с закусью. Рядом суетился Харитоныч, одетый по такому случаю в строгий чёрный костюм. Костюмчик несколько свежеповат, но для такого возраста почти что фрак. Тем более, что с орденами.
– Барыня, хренку не желаете?
– Ой! Желаю! В рот!
Харитоныч подскочил. Ордена зазвенели мощнее.
– Кто графиню спортил?!
Заметив Юрика в двёрном проёме, заголосил:
– Это ты, подлец, барыню ругаться научил?!
– Не волнуйтесь… я сама… давно умею…
Неистово икнув, Ляля вырвала у Харитоныча из рук банку с хреном и тряхнула ею над тарелкой. Не рассчитала малехо. В тарелке образовалось густое жёлто-розовое месиво. До того там ползала и шевелилась капустка фирменного производства тёть-Марины.
– Ыыыгггаа, – чревовещала графиня. – Я уввииила шшилаавехаа…
'Юра, я убила человека', – мысленно перевёл Юрик.
Харитоныч опять подпрыгнул.
– Чего она сказала?! Ась?!
– Иди спать, Харитоныч, завтра утром вместе допросим… с пристрастием…
Юрик подошёл к графине, взял у неё из рук тарелку. Та почти не сопротивлялась, лишь продолжала громко икать и пускать пузыри. На её счастье у Юрика в карманах всегда два-три платка. С детства приучен, хоть и не граф…
Уложив Лялю на бывшую мамину койку, Юрик погасил свет и вышел. Харитоныч накачал графиню харитоновкой согласно нормам, установленным его предками, и не Ляле было их менять.
Графиней Лялю Харитоныч называл не просто так. Натуральная блондинка с роскошными кудрями могла быть исключительно графиней. Однажды в ходе светской беседы, состоявшейся на той же кухне, Харитоныч выяснил, что его ближайший предок, которого он хорошо помнил и уважал, служил у Лялиного предка денщиком.
Скорее всего, где-то в прошлой жизни, ибо гильдия денщиков исчезла сразу после революции. Но старик утверждал, что это не враки. Лялин предок, по его предположению, владел большим имением, да не одним.
Ляля охотно поддакивала. Не дрогнув щекой, она сообщила, что у Скобелевых деревенек было пять, от Тулы до Питера, и что назывались они все одинаково – село Скобелево. А теперь остался только дом в деревне Шапки. Или Белки. Ляля путала названия, так как в доме том почти не появлялась. Там обитала
