бабушка, да и то летом.
'Пускай резвятся', – думал Юрик. Главное, что Ляле у него прикольно.
Расстраивало, конечно, что она вспоминала о нём только в страшные минуты. Но ведь она ещё не знала о разводе, а посему имела право даже ревновать.
Познакомились они, когда Ляля была в первом классе, а он в шестом. Догадаться, что Ляля вырастет красавицей, мог только медиум со стажем. В роли первоклашки она была смешна до ужаса: раскормленный бабушкой колобок, стриженный под ноль.
Перед началом занятий она в детсаду подцепила лишай.
Ляля не только выглядела чудно, она и вела себя странно. Почти всё время молчала.
За ней закрепилась кличка 'Муму'. Однажды Ляля-Муму не заметила дверь.
Директор обожал следить за дисциплиной, а посему велел стеклить все двери.
Стёкла регулярно бились, школьный плотник матерился, но чинил. Была бы дверь обычная, всё бы ничего, а стеклянную дверь Ляля прошла насквозь.
К счастью, к делу подключились Лялины небесные охранники. Дверь в осколки, Ляля – как новая. Даже царапины ни одной.
Тут, понятно, набежали преподаватели-учителя, технички-уборщицы. И директор подвалил, под руку с завучем. Бросив завуча, директор завопил: 'Доктора! Доктора!' Докторшу нашли не сразу, притащили из столовой. Жующая медичка накинулась на Лялю тупо, без сострадания. Мол, быстро говори, где порезалась, а то накажем.
Муму была в шоке, рассказывать не могла, но раз докторша просила, послала докторшу матом, не хуже плотника…
Лишь по прошествии многих лет Юрик понял, зачем Ляле нужен был этот спектакль.
Чтобы он её заметил.
Ляле-Муму пришлось бы искать новую школу, если бы не бабушка. Та направилась к директору с банкой сметаны и палкой колбасы. Но время было не очень голодное, поэтому директор не обрадовался, а, наоборот, начал бабушку стыдить. Той ничего не оставалось, как надавить на жалость.
– А я вам говорю, что это – сирота сирот!!!
– Как это?! Как это?! Как это?!
– И родители были сироты, и их родители были сироты!!!
– Как такое может быть?!! Что вы говорите?!
– В лагерях все умерли!!!
После этих криков детям расхотелось отдыхать по лагерям. Раз там все умерли, а директор ни ухом, ни рылом, значит надо как-то самим спасаться.
Глава 10.
'Профессура на Лиговке' 'Сирота Сирот' звучит приятнее, чем 'Муму'. Ляле новая кличка понравилась. Она заметно повеселела, даже разговаривать начала. К восемнадцати годам разговорилась так, что засобиралась на филфак.
Филфак для питерца самый подходящий факультет. Город-то какой! Кругом одна культура.
Как сказала бы Масяня из известного мульта: 'У нас везде культура. И там культура, и здесь культура и… во-о-он там, чуть подальше! Сколько хочешь!' Всё бы так и получилось, как хотела Ляля, кабы не один заезжий хмырь.
Юрик к тому времени был второй год женат на москвичке. Когда женишься на москвичке, получается не как у всех, а на порядок круче. В Москве Юрик сильно раскрутился, даже в Посольстве Японии поработать успел. Семейная жизнь поначалу его угнетала, потом привык. Но о Ляле он не забывал. Юрик чувствовал, что Изольда – временная мера.
Пока Юрик отвлекался, устраивая свою жизнь в Москве, Лялю мощно обрабатывал смазливый хмырь, зоолого-ботаник, Мичурин-Дуремар. Для начала Дуремар заманил её на биофак, где и сам учился на втором курсе.
То роковое лето Ляля проводила у себя в имении, как сказал бы Харитоныч. В смысле, у бабки в деревне.
Ляля была богатой невестой. После смерти родителей к ней в полное и безраздельное владение перешла квартира на Лиговском проспекте. Но бабушка предпочитала летом жить в деревне, и Ляля, готовясь к экзаменам, с утра до вечера просиживала на скамеечке под яблоней. Кормёжку ей носили под самый нос, так что сначала жизнь была малина.
Малину подпортил вышеозначенный хмырь. Родом он был из Воронежа. Его папаша, клюнув, как и многие, на питерскую Блесну, решил заняться бизнесом именно в Великом Городе. В связи с этим в Воронеже были проданы три квартиры и дача. На вырученные деньги семья купила хрущёвочку в СПб и фанерную хибару в области. На дикое несчастье, та сельская хибара стояла рядом с Лялиным имением.
Заметив блондиночку на скамейке, а рядом с ней домину высший класс, хмырь перевозбудился и стал активно клеиться. О чём он с Лялей говорил, Юрику плевать.
Главное, что результат был зашибись: Ляля мигом поменяла все учебники, и стала заниматься исключительно ботаникой и зоологией. Занятия те проходили не на лавочке у дома, а где-то под кустами. Летняя природа к тому располагала сильно.
По поводу кустов у Юрика тогда случилась паранойя. В этом смысле он знал Лялю очень хорошо. Тут время говорить об уроке физкультуры, проводившемся в бассейне.
Ляле тогда было десять дет, а ему пятнадцать.
Юрик и раньше видел Лялю в мокром купальнике, но это его не впечатляло. До одного рокового дня.
В тот день он собрался было домой, уже вылез из душа, вытерся, как вдруг услышал крики: 'Девочка тонет! Вытащите ребёнка!' Глянув в прозрачные воды бассейна, Юрик заметил на дне чьё-то тело. Не раздумывая, нырнул. А чего раздумывать, когда все только кричат, а прыгать никто не собирается. Вынырнул он… с Лялей на руках!
Тут все сразу набежали, стали советы давать, мол, дыхание надо делать искуственное.
Нагнулся Юрик к Лялиному лицу, а та – ка-а-ак заржёт! Он чуть не выронил её с перепугу.
Позднее выяснилось, что сидела она на дне специально, чтобы панику в народе создать. Объясняла, конечно же, по-другому, мол, тренировала задержку дыхания и для этой цели свистнула в спортзале гантелю.
Проверили – так и есть, гантеля на месте. В смысле, на дне. Но нырял за ней уже не Юрик…
В тот раз Ляле почти поверили, даже бабушку не вызвали – чтобы директора снова не ухандокала. Пожалели-то как раз его.
Однако Юрик верить не спешил. Тут явно намечалась какая-то система. Пройти сквозь стеклянную дверь – трюк опасный, ничего не скажешь. Нарочно на такое не пойдёшь. Но после второго случая Юрик задумался.
Попрыгав на одной ножке, вытряхнув воду из ушей, Ляля схватила его за руки.
– Идём, поможешь мне шапочку снять, раз уж ты спасатель!
Все замерли. Но не от Лялиных слов. Плавки Юрика встали конусом спереди.
Как он ни упирался, хитрая поганка затащила его в пустую раздевалку. Там она, не прибегая к его помощи, сняла шапочку и тряхнула кудрями, которые сильно отрасли.
Юрику захорошело…
– Юра! Юра! Лялин! Лялин!
Толпа скандировала, как на стадионе. Юрик открыл оба глаза. Вроде бы, на полсекунды отключился, а вокруг столько народу. Кто-то тряс его за плечо, кто-то по щекам лупасил. Волна голосов то спадала, то нарастала. Юрику почудилось: 'Гений-гений!
